Маскарад или Сколько стоит твоя любовь?
Шрифт:
– Ксюха, сдурела?! Закрой!
– завопил Кеша, видя, как я высовываюсь в окно машины. И немедленно нажал на кнопку на водительской панели, прекращая это безобразие. Мою высунувшуюся тушку, само собой, прижало стеклоподъёмником и пришлось знаками, неприличными жестами и сдавленными писками объяснять брату, что он не прав. Кеша вину осознал, стекло убрал и впустил меня в салон, после чего закрыл окно и заблокировал его.
– Папе пожалуюсь, - шутливо насупившись, пригрозила я.
– Оставлю без подарка!
– не остался в должниках брат.
До самого дома мы так и не добрались: машина увязла в снегу и дальше ехать отказалась. Пришлось парковаться по следам отцовской машины, устроив во дворе небольшой внедорожный паровозик.
Несмотря на то, что папандер мог вызвать бригаду и тут бы быстренько всё расчистили, он предпочитал делать всё своими руками. Так что дорожки были убраны только у самого дома. И то представляли они собой узенькие тропинки, по которым, виляя хвостом, как вертолёт, и заливисто лая, спешил Шарк. На пороге дома, искреннее улыбаясь, замерзал отец, больше напоминая Деда Мороза своим красным носом.
– Папа! Ну-ка, живо в дом!
– выпрыгнув из машины, скомандовала я, погладила крутящегося под ногами сенбернара, которому такая погода была только в радость, и решительно направилась на крыльцо, загонять упрямого родителя в дом. Заболеет ведь!
Кеша решил не вмешиваться в расправу над отцом и отошёл к багажнику, перетаскивать наши вещи и кое-какую снедь. Шарк ему в этом активно помогал, пару раз уронив, играя.
– Папа!
– набросилась я на отца, угорающего над братом и закапывающим его в снег псом.
– Что "папа"?
– простучал зубами родитель и начал активно подпрыгивать на месте. Наверное, у нас самый несносный отец в мире. Порой так и хочется надеть на него подгузники и сунуть в ясли, а иногда становиться страшно от принятых им решений. Одним словом: мой папа крут!
Обняла его, зарылась носом в шарф и блаженно улыбнулась.
– Я люблю тебя, папашкин, - промурлыкала я. Папа крепко обнял в ответ и уже сам насильно утянул в дом. А я бы так и стояла там. Когда хорошо, не чувствуешь ни мороза, ни жары.
– А Кеша уверял, что ты отказываешься ехать, - стряхнув с меня снег, усмехнулся Станислав Петрович.
– Как?
– округлила я глаза, да так и осталась стоять. В одной руке - шапка, в другой - полуснятый шарф, край которого всё ещё греет шею. Ну, и шухер на голове после шапки. Убийственно красива и страшно замёрзшая. Отец выглядел аналогично: продрогший и растрёпанный. Мы, вообще, с ним очень похожи. Мне от него в наследство достались серые глаза и тёмные волосы, а вот братишка пошёл в нашу непутёвую мамочку и красовался зелёным взглядом и лёгкой рыжиной в каштановых волосах. Вот так с ходу и не скажешь, что мы брат и сестра.
– Так!
– хлопнув себя руками по плечам, оскалился папандер и начал сдирать перчатки с рук.
– Кеша чего-то напутал!
– запротестовала я.
– Это он не соглашался ехать! Ты не поверишь, как мне пришлось его уговаривать...
– Очень долго и слёзно, - угукнул вошедший в дом братик. За ним следом вбежал обледеневший Шарк и начал отряхиваться, забрызгав нас всех снежной пылью.
– Шарк!
– хором прикрикнули мы. Сенбернар навострил уши, сделал печальные глаза и сел, пару раз вильнув хвостом.
– Хороший пёс, - опустив пакеты и сумки на пол, потрепал его по голове Кеша. Хлюпнул носом, снял перчатку, некультурно вытер ей нос и протянул руку отцу.
– Здорово, папаша!
– И тебе не болеть, - отец как обычно в Новый год плюнув на всю свою деловую этику, от души пожал руку сына, а потом дёрнул на себя и крепко обнял.
– Я по вам так соскучился!
– отпустив брата, сообщил растроганный родитель и снова полез обниматься ко мне. И это притом, что отец и сын живут под одной крышей. Ну, разве не здорово? Отец прав: этот дом приносит нашей семье счастье.
***
– Рав!
– громоподобно объявил Шарк и начал карябаться в дверь.
– Чего это он?
– удивилась я. Шарки - самое милое и доброе четвероногое, которое я только знаю, но чтобы так бросаться на дверь...
– Может, белка?
– инфантильно предположил папандер, нарезая колбасу для "Оливье". Готовил в Новый год он тоже сам с нашей посильной помощью. Кеша, например, сейчас страдал от лука, который его заставили нарезать. А я увильнула, сославшись на то, что стол тоже надо кому-то сервировать. Сегодня тридцать первое декабря, шесть часов вечера, так что спешили мы, как могли. Никому не хотелось встречать бой курант на кухне за готовкой.
– Я посмотрю!
– радуясь возможности сбежать, провозгласил Иннокентий и, вытерев руки о полотенце, направился в прихожую, где всё ещё бушевал Шарк.
– А лук?!
– возмутился папа - большой любитель этого яда. Мы с Кешкой этот овощ на дух не переносили.
– А луком займётся Ксюха! Да, сестрица?
– состроил невинные глазки братик и, удовлетворившись показанным ему кулаком, начал активно одеваться.
– Тихо, блохастый, щас пойдём!
– прикрикнул он на пса. Шарк, кажется, этого не заметил и продолжал гавкать и карябать дверь.