Маски
Шрифт:
— Гм-гм, — мрачно промычал Павел Михайлович. — Зовите, пропустите.
Но нетерпеливая дама уже раскрыла дверь.
— А-а-а, Палмихал! — пропела она нежно, томно и немножко в нос. — Как я рада видеть вас! Видеть, так сказать, в новом качестве. К сожалению, я не могла вас поздравить своевременно. Только вчера случайно узнала, что вы вот уже полгода на этом ответственном посту, в этом милом кабинете.
Изольда Герасимовна кокетливо рассмеялась. Таким беспричинным смехом некоторые женщины обычно заполняют паузу в разговоре, обдумывая, что сказать
В намерения Изольды Герасимовны входило, видимо, прежде всего создать обстановку непринужденного разговора, дать ему определенную настройку, а для этого нужно было говорить, говорить, говорить…
— Ах, Палмихал, а мы на днях дома вспоминали вас. Спорили, на кого вы похожи. Я сказала, что на молодого Лемешева. Ваша жена правильно делает, что едет на курорт всегда вместе со своим мужем. Такого видного мужчину одного отпускать опасно… А хорошо мы тогда отдыхали в «Крымском приморье»! Такая природа! Этот потухший вулкан Карадаг… Эти камешки, которые, помните, мы тогда собирали: сердолики, халцедоны, агаты…
— Да-да, — рассеянно согласился Желобков. — Сердолики… хлородонты… карадаги…
— Но теперь, Палмихал, чтобы поехать в «Крымское приморье» или еще куда, в моей помощи в смысле доставания путевок вы уже не нуждаетесь… У вас такой пост! Я так рада, так рада! Я всегда говорила, что Желобков перспективный человек.
Изольда Герасимовна снова рассмеялась, собираясь о мыслями.
— А я, наверно, постарела, Палмихал, за этот год, что мы не виделись… Возраст. У меня сыну Вениамину уже семнадцать лет. Веник оканчивает школу и хочет быть геологом. Его так увлекли эти сердолики, халцедоны! Поэзия камня, так сказать…
— Эге, угу, поэзия, — мрачно согласился Желобков, смутно догадываясь, к чему идет дело.
— Но в институт сейчас сразу после школы не принимают. Надо работать где-то два года. Я вся избегалась и никакого места для Веника не нашла. Не в дворники же ему идти — подметать! Устройте его куда-нибудь, Палмихал… Он способный мальчик, умеет даже на машинке печатать. И какой-то радиоприемник собирал или разбирал. Найдите ему работу. Я верю и знаю, что вы все можете…
Последние слова заставили Павла Михайловича довольно улыбнуться.
— Я расцениваю эту улыбку как обещание, — быстро отреагировала Изольда Герасимовна. — А то вы такой строгий, официальный. Но в вашем положении другим быть нельзя… Так мне когда позвонить?
После того как Желобков сделал на календаре пометку: «Из. Гер. Вен.», посетительница торжественно пожала ему руку.
— Привет супруге.
«Уважаемый товарищ редактор… — прочитал Желобков и добавил: — С Вашей критикой…»
Однако перо снова пришлось отложить. За дверью послышался шум. Секретарь спорила с каким-то мужчиной:
— А я вам еще раз говорю — товарищ Желобков занят!
— Нет, вы скажите ему, и он меня сейчас же примет! — гудел возбужденный бас.
Долго теряться в догадках над тем, кому он принадлежит, Желобкову
Глаза его беспокойно бегали, на красном лице выступил пот.
Хотя мужчина и не был похож сам на себя, Желобков сразу же узнал в нем бывшего соседа по даче.
— Ты извини, Михалыч, я на минутку. Ни за что бы не пришел, но неотложное дело. Эх, черт, правильно я тогда поступил, что отдал тебе свою очередь на машину! С женой развожусь, уезжаю…
— Что такое? С Анной Викентьевной? Как это случилось?
— А, — махнул рукой пришедший, — ну ее! Долго рассказывать — время отнимать. Словом, я уезжаю очень скоро, а объявление о разводе дадут бог знает когда… Слушай, поговори с Калашниковым, пусть побыстрей напечатают… Иначе я сгорю. Ну, прошу, умоляю. Что тебе стоит? Неудобно по телефону — заверни к нему по дороге. Машину уже сам водишь?..
После ухода бывшего дачного соседа Желобков закрыл дверь на ключ, и вторая фраза была дописана: «С Вашей критикой мы согласны». Появились даже первые слова следующей: «Обсудив статью…» Но пришлось снять трубку телефона.
Звонила Тамара, жена:
— Паня, сегодня к тебе придет мой парикмахер. Ты прими его…
— Томочка, я по горло занят! И потом, вообще, почему я обязан его принимать?
— А разве он обязан ходить ко мне на дом причесывать? Нет-нет, если ты хочешь, чтобы твоя жена была красивой, ты сделаешь это.
Желобков нервно ерзал в кресле, но сказать, что он не желает своей супруге красивой внешности, не мог. Это было бы неискренне…
— Ну как, был у тебя мой чародей прически? — спросила Тамара вечером за семейным столом.
— Был! — раздраженно ответил муж. — Но я, черт возьми, не понимаю одного: почему я должен заниматься ремонтом санузлов в доме этого цирюльника?
— Милый, ты становишься нервным и к тому же черствым. Это замечаю не только я, но и знакомые и родственники.
— Родственники? Ха-ха! Ох эти родственники! Откуда их взялось так много за последнее время? Кто такая, например, эта рыжая дама? Как ее, Зинаида?..
— Зинаида Потаповна. Она, значит, так, э-э-э… мать мужа дочери дяди твоей жены… Моего то есть дяди.
— Тьфу! — Сама еле разобралась. — Павел Михайлович рассмеялся мелким, нервным смехом.
— Зря смеешься… Это очень милая, добрая женщина. К тому же мы кое-чем ей обязаны.
— Обязаны! — повторил Павел Михайлович, подражая голосу жены. — Каждый считает, что я должен ему что-то сделать, устроить. Как будто без этого жить нельзя! А не сделаешь — уже говорят: зазнался, задрал нос и прочее. Ох, нахалы! А эта Зинаида Потаповна обнаглела до того, что сегодня прислала какую-то девицу с запиской от себя. Из-за нее я так и не закончил ответа газете, а ответ важный, и доверить его я никому не могу. — Павел Михайлович извлек из кармана пиджака скомканный листок бумаги. — На, посмотри, что я сотворил сегодня за целый день!