Мастер сыскного дела
Шрифт:
Паша-кочегар упал, но упал чуть ранее, чем его проткнул нож — он уловил стремительное движение, отшатнулся, зацепился ногой за мешок и рухнул навзничь. Фартовый, видя сей оборот, скакнул было на мешки, дабы дорезать уже лежащего, да, оглянувшись, увидел, как вкруг него собирается народ, и отпрыгнул назад.
Он нырнул в расступившуюся толпу, чтобы через малое мгновение исчезнуть в ней. И верно, так бы и ушел, кабы навстречу ему не прыгнул Мишель. Он бесцеремонно отшвырнул двух зевак и встал на пути беглеца. Тот, более озираясь назад, чем глядя вперед, заметил его слишком поздно —
И все бы было хорошо, кабы вставший на четвереньки Паша-кочегар вдруг самым отчаянным образом не заорал:
— Стой! Чека!
Да выпалил в воздух из нагана.
Услышав выстрелы и страшное слово — Чека, толпа на мгновение застыла, колыхнулась и стала разбегаться, толкая и роняя друг дружку.
— Облава!
— Облава!..
Истошно орали все.
Ужас гнал людей прочь, и они, не разбирая дороги, не понимая, откуда исходит угроза, сшибая и топча брошенный товар, бежали во все стороны разом, кидались в переулки, прыгали через заборы и телеги.
Более всего Мишель боялся, чтобы пойманный им фартовый не вырвался и не пропал в этой страшной давке и толкотне.
— Сюда! — что было сил кричал он.
Но голос его пропадал в общем гвалте.
— Пусти, фараон! — шипел, страшно скалясь, фартовый, пытаясь укусить его в лицо.
Но Мишель жал его к земле, удерживая за руки, ибо опасался хитрованского, исподтишка, удара ножом в живот, на который горазды были обитатели московских трущоб.
Наконец, краем глаза, он заметил Пашу-кочегара, что, будто ледокол, пробивался к нему сквозь бегущих и толкавших его людей, разгребая их руками и расшвыривая по сторонам, будто котят, суя в лица дымящийся наган.
— Дорогу! Вобла сушеная! — грозно орал он. Вот теперь вдвоем они скрутят фартового, перехлестнув ему руки заранее припасенными веревками, и уж тогда он никуда не денется.
Паша-кочегар уже был совсем рядом, когда негромко, в гуле голосов и топоте сотен ног, бухнул выстрел. И в то же мгновение фартовый обмяк и перестал упираться, подчинившись воле Мишеля. И он в первое мгновение не понял, отчего тот затих и не пытается вырываться, но тут же почувствовал, как на руки ему, обжигая кожу, стекает что-то горячее.
Рядом, поводя револьвером, стоял Паша-кочегар.
— Зачем же ты!.. Зачем стрелял?! — взревел Мишель. — Мы же теперь ничего не узнаем!
— Так я ж в воздух стрелял! — удивленно ответил Паша-кочегар.
Отчего же он тогда мертв, коли в воздух?
— Ведь это из-за тебя все случилось, это ж ты закричал, и все побежали! — не мог себя сдержать Мишель.
— Я, как упал, думал, он вас сейчас резать станет, вот я и закричал и стрельнул! — все оправдывался матрос.
— Дай сюда твой наган! — потребовал Мишель. — Ну же!
Паша-кочегар нехотя протянул сочащийся дымом револьвер.
Мишель, заглядывая в дуло, быстро прокрутил барабан. Лишь одно гнездо было черным и сочилось дымом, во всех остальных поблескивали медью снаряженные патроны.
А ведь верно — выстрел был один и пустой патрон тоже один! Все сходится. Выходит, он не стрелял?.. Но как же тогда?!.
Мишель перевернул мертвого фартового.
Кто ж тогда стрелял?..
Мишель растерянно оглянулся — подле них уж не было людей, только рассыпанный, раздавленный, растоптанный товар да еще в стороне сидел на земле сваленный с ног Валериан Христофорович, который, кряхтя, ругаясь и держась за бока, пытался подняться.
— Да ведь я видел, как все было! — крикнул он. — Из толпы в него стрельнули.
— Кто?!
— А про то не скажу! — виновато развел руками старый сыщик. — Как вы его повалили да руки крутить стали, тут народ набежал, и в какой-то момент прямо меж них рука высунулась с пистолетом, да рядом, почти головы коснувшись. А как Паша закричал да все побежали, тут уж он и выстрелил!
Значит — так?.. Значит, был он не один, а был лишь подсадной уткой, которую пустили забрать товар, а сами за ним наблюдали из толпы. И как закричал Паша-кочегар «Чека!», его, чтобы он ничего не смог рассказать застрелили!..
Только что было у них две ниточки да обе разом оборвались — одна на станции, другая — здесь, на Ордынке! Да за такую работу, коли по чести говорить — к стенке ставить!..
— Не вините вы себя так, друг сердешный — ведь чего только не бывает, — пытался успокоить его Валериан Христофорович, — у меня раз каторжанин прямо из рук ушел, хоть я с него в охранном отделении допрос снимал! Сиганул шельмец через окно, хоть третий этаж был, да ходу!.. Может, не все еще потеряно. Вот у меня и обрывки горелые имеются, что я в вагоне собрал, может, там следок и сыщется...
— Ах, оставьте! — лишь отмахивался Мишель.
А следок-то, верно — сыскался!..
— Вот, глядите, подпись, — указал Валериан Христофорович на часть спасенного, хоть и обгорелого со всех сторон, текста. — Видите буквы — заглавная "Н", да еще есть "Ч", "С" и "Б". Я ведь прочел, что это значит.
— И что? — с надеждой спросил Мишель.
— Начпродснаб, — ответил Валериан Христофорович. — На нынешнем языке это переводится как «начальник продуктового снабжения». И фамилию наполовину прочел — это то ли Куприн, то ли Купринов, то ли еще как, но точно, что начинается слогом Купр...
— Где же мы этого Куприна, или как его там зовут, искать станем?
— Как где — в Продснабе, — ответил Валериан Христофорович.
— Продснабов много, — покачал головой Мишель.
— А вот это — не скажите! — улыбнулся Валериан Христофорович. — Эшелон-то с запада пришел, а там теперь один фронт — польский. Там этот Купр... смею вас уверить, и засел. Сколько этих продснабов в армии может быть?
— Да пожалуй, поболе дюжины будет, — припомнил Мишель, сколько снабженцев подвизалось в штате царских армий в германскую да кто из них имел право подобные бумаги подписывать.