Мастер
Шрифт:
Артистка помахала ручкой в белой вязаной перчатке и напоследок подарила свою знаменитую чарующую улыбку.
У Леонида забилось сердце, торопливо и гулко. Отъезжая, он еще долго оглядывался в заднее стекло. Хотя уже давно артистку поглотили недра магазина.
Глава 10
ДОПРОС
Михеев собрался в буфет, но тут позвонили.
Дочь и зять проспали, как всегда. Едва сполоснув лицо и приведя в порядок прически, они умчались на работу,
– Михеев слушает, – произнес он в трубку «нагана».
– Я все скажу по-честному. Только выпустите, ради Бога. Разве можно так пугать? – взмолился незнакомый голос.
– Кто это? – спросил Михеев, ничего не понимая.
– Я – Зуйков. Зуйков я, – сказал незнакомец, и Михеев вспомнил.
Этот Зуйков был свидетелем ограбления, когда два рослых парня раздевали прохожего. Дело происходило поздним вечером под окном Зуйкова. Зуйкову надо было мчаться на помощь, но он стоял у окна и внимательно смотрел на происшествие.
Жертва, снимая брюки, сделала знак: помоги, мол, чего стоишь? – но Зуйков развел руками и жестами объяснил: дескать, не имеет смысла. Их двое – он один. Тогда жертва, разуваясь, намекнула на телефон. Но телефон поломан, растолковал Зуйков на том же языке. Между тем грабители обобрали жертву до нитки, сделали Зуйкову ручкой и ушли. Полуголая жертва поплелась в милицию. А когда грабители были пойманы и его спросили: «Они?» – Зуйков стал все отрицать совершенно. Он сам не видел ничего и не знает. Он тихо-мирно спал и просматривал положенные сны.
И вот теперь он звонил – обещал рассказать, как было.
– Где вы сейчас? – спросил Михеев.
– В лифте, – сказал Зуйков. – Меня пригласили к вам, а потом посадили в лифт. На сколько, не знаю. Теперь я между вторым и третьим этажами, в заключении, – пожаловался Зуйков и страстно поклялся: – Но я все расскажу. Только отпустите на свободу.
– Потерпите немного. Это сломался лифт, – сказал Михеев в утешение и пошел на лестничную площадку.
Минут через пять на этаж подъехал перепуганный Зуйков.
– Просим прощения. Но с этой машиной бывает такое. Вам просто не повезло, – пояснил Михеев, провожая Зуйкова в кабинет.
– Я понимаю, – сказал Зуйков многозначительно. – Моя вина, конечно. Надо было выложить сразу, а я вилял.
– Что же вам мешало?
– Понимаете, боялся, что посчитают трусом. Их в самом деле было двое против меня одного. Но кое-кто этого не понимает и пишет в разные газеты. А ты потом смотри людям в глаза. Вы-то человек серьезный, поймите, что это абсурд – лезть одному на троих, – сказал Зуйков с надеждой.
– Их было двое, насколько мне известно, – поправил Михеев.
– А может, третий стоял за углом? Кто знает? – возразил Зуйков, усаживаясь в кресло.
– Если исходить из этого, их могло быть и четверо.
– И пятеро! Вот именно! – радостно воскликнул Зуйков.
Он так и не прибавил ничего нового. Ему мерещилось черт знает что. Отпустив Зуйкова на службу, Михеев сделал новую попытку попасть в буфет.
Буфет был закрыт как назло. Словно предчувствуя его появление, буфетчица отправилась на базу. Он посмотрел на часы и решился быстренько сходить в ближайшее кафе.
Надев плащ, он вышел на улицу и на углу наткнулся на Маркова. Заместитель демонстрировал пример соблюдения правил уличного движения и, хотя вблизи не было ни одной машины, терпеливо ждал зеленого сигнала.
– Понимаешь, хочу закусить, – сказал он Михееву. – Дела, дела... Сплошные дела. Не помню, когда ел горячее.
Они прошли парочку кварталов и свернули в молочное кафе.
В кафе буянил пьяный мужчина в суконной телогрейке. Он носился, как раненый слон, сшибая металлические стулья, и изрыгал ругательства. Посетители жались к стене.
– Я кто?.. Э-э? Я кто, спрашиваю?! – кричал пьяница, угрожающе наступая на женщину в белом халате.
Марков взял его за локоть.
– Гражданин! – сказал он повелительно.
– А?! – взревел пьяница. Он оглянулся и обнаружил человека в милицейской форме; его малиновая физиономия вытянулась. – Ну, виноват. Ну, извини, – сказал он с чувством. – Ну, извини. Ну, выпил.
Марков выставил его за дверь и вернулся.
– Значит, был телефонный звонок? Насчет Маргасова. Но кто звонил, до сих пор неизвестно? – спросил Михеев, когда они сели за стол.
– Ну, это не столь уж и важно, – сказал заместитель нехотя.
– Почему был так краток? Страх перед Маргасовым?
Марков пожал плечами.
– Все равно ведь звонил. Словом меньше, словом больше. Хотелось бы все это знать, – пробормотал Михеев, намазывая масло на ломтик булки.
Марков промолчал. Он молниеносно съел две порции вареников, запил их бутылкой простокваши и поднялся.
– Ну, я пойду. Подзаймусь кое-чем, – сказал заместитель с преувеличенной озабоченностью.
Михеев кивнул – дело понятное, ступай, если нет времени. В последние дни их отношения стали скованными. Почему-то Марков старался избегать тем касательно Маргасова. И если еще иногда обращался сам по поводу этого подследственного, то только потому, что был образцовым службистом.
Вернувшись к себе, Михеев разделся и пошел к заместителю.
Марков любил антураж. И на этот раз он украсил дверь запиской: «Не входить!» Она висела на дюжине кнопок и впечатляла. Поэтому возле дверей всегда слонялись два-три любопытных сотрудника.