Мастер
Шрифт:
– Утром люди в сборе. И людям хорошо, – вставила слово бухгалтер.
Это была дамочка с немыслимой прической. Круглые глаза и пуговкой нос. Она тут стояла, рядом, облокотившись о стол и выставив выпуклый зад. Переводила глаза с одного на другого.
– Ну, конечно, – обрадованно поддержал ее бородач.
«Ну, конечно, – подумал Сергей Сергеич, – у дамочки вся зарплата моментально на конфеты и чулки, а бородатый прожигает в ресторане в первый вечер. В остальные лапу сосет. Ишь, побриться не на что. В голове у таких одно:
Они всегда раздражали его, такие люди. Он-то был не очень привередлив к человеческим слабостям, но у него каждый раз возникало глухое чувство опасения, будто они подрывают какие-то основы, чрезвычайно важные для всех, – эти бороды и головоломные прически.
– И в личном кармане должна быть дисциплина. А как же, – сказал Сергей Сергеич, вставая.
– Ну, вы же добрый, – произнесла дамочка медовым голосом.
Сергей Сергеич поднял руку протестующе.
– Правда, правда, он добрый, – сказала она своему начальству горячо, а то поддержало ее жестом – о чем, мол, речь!
– И вы войдете в наше положение, верно? – сказала она с простодушием, перед которым было трудно устоять.
– Мое дело предупредить. Но когда узнает руководство, расхлебывайте сами, – проворчал Сергей Сергеич, невольно добрея.
Они проводили до дверей, и начальник управления долго тряс его кисть, старался еще повоздействовать на ревизора через свои биотоки.
– Мой долг доложить, – напомнил Сергей Сергеич в дверях и поднял указательный палец.
– А мы не верим. Ну, вы не сделаете этого, – легкомысленно сказали они оба разом, улыбаясь вслед.
Но Сергей Сергеич сердито хлопнул дверью. Он не собирался покрывать вопиющее безобразие. Он уже написал в отчете все как есть на самом деле. И ему было противно это сюсюканье. Теперь он их проучит по первое число. Они там остались перед дверью, и бородач, храбрясь перед подчиненной женского пола, наверное, скажет так:
– А-а-а, напугал! Встречали мы медведей – и то ничего! Как видишь, кости целы.
И еще похлопает себя по ребрам.
Сергей Сергеич поймал свободное такси.
– В ближайший гастроном!
– Понятно, – пробурчал шофер флегматично.
Ближайший гастроном оказался черт знает где, но и мимо него шофер проехал, не сбавляя скорости.
Сергей Сергеич подергал его за плечо.
– Притормозите!
– Тут нельзя, – промямлил шофер и остановился за сотню метров.
Сергей Сергеич извлек из кармана пару авосек и поспешил в гастроном. Здесь, как назло, возле каждого отдела стояла очередь.
Наконец он набил авоськи водкой и консервными банками, между ними втиснул три круга колбасы и вернулся к машине.
– Казанский вокзал! – сказал Сергей Сергеич.
Таксист издал невразумительное междометие и долго запускал мотор.
Сергей Сергеич демонстративно поглядывал на часы, надеясь этим подхлестнуть водителя, но тот спокойно выстаивал перед светофорами. Только лениво перегонял сигарету из одного в другой угол рта.
Его электричка ушла перед самым носом, и Сергей Сергеич минут двадцать, изнывая, бродил по залам. Толкотня и гам постепенно начали подтачивать его выдержку, которая давалась ему с таким трудом. Сохранить ее могла лишь непрерывная цепь действий. И последующие пятьдесят минут в электричке едва не развалили окончательно его небоскреб спокойствия, так тщательно собранный им по кирпичу.
После Люберец он сидел один в вагоне, и от этого одиночества тоже становилось как-то не по себе.
Сошел он в Кратове.
Этот чертов Опушкин переулок ему каждый раз приходилось искать будто заново. Казалось, он шел и строго держался маршрута за воображаемую нить, как в том древнегреческом мифе, где юноша идет по лабиринту. Так вот: он следил за этой мысленной нитью, но обязательно выходил совсем в стороне от проезда. Тогда он расспрашивал встречных, хотя это не очень-то входило в его планы.
Так и сейчас не обошлось без чужой помощи, благо подвернулись мальчишки. Два паренька топтались по кругу, исполняли боевой танец, норовя напугать один другого. А третий – совсем крошка детсадовского возраста, в ботиках и капюшончике, – стоял поодаль и кричал из-под капюшона:
– Ну, ну, дайте друг другу! Э, а еще в четвертом классе!
Но мальчишки топтались нехотя. Судя по всему, в этот поединок их втянул уличный обычай, и они просто не знали, как избавиться от такой неприятной обязанности.
Вопрос Сергея Сергеича пришелся кстати. Они мигом заключили мир и, к отчаянию крошки в ботиках, открыли совещание.
– Это там-то и там-то. Вначале налево, еще налево, потом опять налево и, наконец, направо, – сообщили бывшие враги, выработав общее мнение.
Удаляясь, Сергей Сергеич услышал за спиной глуховатый стук подзатыльника и защитный вопль подстрекателя:
– Ма-а-ма!..
Потом опять не повезло. На подступах к даче его втянули в бестолковый и совершенно лишний разговор. Это сделала женщина в ватнике и резиновых сапогах. Она копалась на своем участке вроде бы до самозабвения. То ли собирала сухие сучья, то ли что еще. Словом, Сергей Сергеич видел большой ворох теплой одежды, который, добросовестно пыхтя, передвигался между яблонями. Но стоило ему поравняться, как она подняла голову.
– Уезжаете? – спросила она.
Сергей Сергеич, не ожидая такого, остановился. Принял как бы тем самым ее предложение поболтать.
– Да вот... уезжаю, – сказал он на всякий случай.
– Накупили домой, – она кивнула на его набитые авоськи. – Все накупают всегда. Все родственники, кто приезжает в Москву, – уточнила женщина.
Она подошла поближе к штакетнику и смотрела из своего платка, словно из-за забрала. Сергей Сергеич тоже взглянул на свои авоськи, будто увидел их впервые, и сказал: