Мастера и шедевры. Том 3

Долгополов Игорь Викторович

Вот как сухо и кратко описывает он один из самых бурных периодов своей долгой жизни:

«Итак, с 1907 года начинается моя художественная деятельность; тут определились вполне мои искательские стремления и взгляды на искусство. С 1909 года начинаются мои регулярные выступления на ряде выставок: на Товариществе, «Золотом руне», Новом обществе художников, «Бубновом валете», в числе основателей которого был я, и на «Мире искусства»».

Эта деятельность живописца нисколько не охладила темперамент мастера, и мы вновь обращаемся к записям Ольги Васильевны, мужественно несущей свой крест сподвижницы

художника.

A. H. Толстой в гостях у художника.

«Молодой, буйной голове в 1912 году казалось, что мимо Венеции можно проехать, не заехав в нее, прямо к себе на родину и там создавать какие-то глыбы.

Я была ему подругой.

Ведь, может быть, для того чтобы написать тонкий облик Дуловой, улыбку Наташи, тонкость цветов, чтобы кисть была упругой и послушной, ему необходимо было ворочать каменными глыбами».

Начало первой мировой войны застает художника в Красноярске, где он гостит у Суриковых. Тут ему дали крупного сибирского коня, и он вступает в 8-й Сибирский стрелковый артдивизион, где провоевал до конца войны.

«Революцию мы воспринимали как избавление от чего-то рабского, хотя первые два года были трудны и полны лишений. Но мы были молоды и счастливы!»

… 1923 год. Кончаловский создает свой знаменитый «Автопортрет с женой». Он откровенно пишет рембрандтовский мотив. Живопись картины — полнокровная, сочная, материальная — показывает нам нового Кончаловского — реалиста, продолжающего самые высокие традиции реалистической школы.

«Автопортрет» стал как бы вехой во всем его творчестве. Символично, что в этой картине живописец воспевает супружескую любовь. Художник поднимает бокал за победу и счастье, завоеванные рука об руку с женой и другом. Вслед за этим холстом мастер создает целый ряд превосходных картин.

Кончаловский, проезжая однажды Красную площадь с писателем Всеволодом Ивановым, рассказал ему любопытную историю.

Как-то Суриков, вскоре по окончании «Утра стрелецкой казни», стоял у окна Исторического музея и глядел на площадь.

Подошел некий искусствовед и спросил: «Скажите, Василий Иванович, с каким историком вы советовались, когда писали «Утро стрелецкой казни»?»

Суриков, указывая на главы Василия Блаженного, ответил:

«Я с ними советовался. Они ведь все это видели».

Думается, что подобные чувства испытывал сам Кончаловский, работая над пейзажами в Новгороде.

Автопортрет с женой.

«Я почти не знал нашей страны, — пишет художник. — Мало интересовался ею, и тем сильнее она захватывала теперь меня какой-то особой теплотой, своеобразной, чисто русской красотой. Этот «захват» и отразился, разумеется, в живописи».

Так Новгород «посоветовал» Кончаловскому и открыл художнику всю прелесть Отчизны и окончательно

вернул Руси ее блудного сына.

Свыше пяти тысяч произведений — картин, портретов, натюрмортов, акварелей, рисунков — создано за шестьдесят лет творчества Петром Петровичем Кончаловским.

Это могучий поток, в котором есть свои отмели, стремнины, а порою и омуты.

Делом искусствоведов и доброжелательной критики было разобраться и осознать прогрессивную воспитательную роль опыта жизни художника, пришедшего к полнокровному реалистическому письму через преодоление формалистических увлечений.

Вместо этого иные критики третировали художника, бесконечно вспоминая его «сезаннизм» десятых годов.

Рассказывают, что один, деятель искусства заявил об охотничьем натюрморте:

«Да ведь, милые, этот дохлый заяц ведь не наш заяц».

К счастью, в нашей прессе появлялись статьи другого стиля и уровня.

Вот что писал о художнике Луначарский:

«Кончаловский не может быть нам чуждым. Появление и развитие такого художника среди нас — это для нас благо».

И далее, отвечая непомерно суровым критикам:

«Можно и нужно требовать от художника все большего. Можно и нужно направлять его на наиболее острые и ценные «злобы дня», но нужно тоже уметь ценить то, что он дает, — не потому, что всякое даяние «благо», а потому, что критика без готовности учиться, наслаждаться, обогащаться, критика сквозь черные очки мешает брать от жизни и искусства многие прекрасные пл оды…»

Выставка Петра Петровича Кончаловского в Академии художеств…

Пожалуй, никогда доселе ни одна экспозиция в Академии не показала так зримо, как большой художник и человек, пройдя горнила умозрительных и порою несколько схематичных построений раннего периода, преодолев и переработав по-своему влияние Поля Сезанна, наконец, обретает полную силу и звучание, расковав дремавшую в нем истинную жизненную мощь, раскрывающуюся потом в произведениях полнокровных, реалистических и истинно русских.

Ранние работы Кончаловского носят на себе следы яркого колористического дарования живописца, где художнику нельзя отказать в темпераменте новатора.

Но представьте себе на миг, что мастера вдруг постигла беда и мы не увидели бы никогда его портретов современников, букетов цветов, пейзажей Новгорода.

Мы бы не узнали настоящего Кончаловского, певца радости жизни, воспевшего аромат русских полей и садов, непреходящую красу древних храмов, улыбку юных женщин и смех румяных детей.

Словом, мы бы не увидели Солнца, а видели бы лишь Луну, ибо ранний Кончаловский светился во многом светом отраженным, и часто мы ловим себя на мысли: сколько в иной его работе той поры — Сезанна, Дерена, Вламинка, француза или испанца?

Кончаловский.

Талант своеобычный.

Он являет сегодня пример художникам всех поколений, как велик искус истинного творца, призванного преодолеть многие соблазны и эфемерные красивости, даже порою облеченные в формы кричащие и огрубленные. Талант, нашедший силу обрести, наконец, ту ясность и простоту видения мира, которая свойственна лишь дарованиям мощным, способным дать свет искусства вечного, — имя которому реализм.