Мастеровой. Революция
Шрифт:
– Не получится, – вздохнула Юлия. – Ты сейчас герой России. Про твой подвиг рассказывают детям в школах и гимназиях. Патриарх готовится начать процесс канонизации князя Кошкина-Юсупова. Так что будешь ты святой.
– Посмотрел бы на свою икону, – улыбнулся Федор. – Хотя мне лучше оставаться Вольфом. Стоит объявиться князю – и германская разведка сядет на закорки.
– Знаю, что им интересно, – согласилась Юлия. – Пулеметы и гранаты, а еще радиотелеграфические станции – все, что изобрел. Ничего не упустила?
– Есть такое. Например, морские пушки на железнодорожных платформах. Моторы для аэропланов. Бомбометы. И еще по мелочи.
– Вот! – она порывисто склонилась к собеседнику. – После вести о твоей гибели Дума с императором провозгласили князя Юсупова-Кошкина национальным героем России. На каждой тумбе с афишами висела листовка с твоим портретом и перечислением заслуг перед Отечеством.
– Полицай не соврал, – шепнул Друг.
– Теперь ясно, кто в меня стрелял, – догадался Федор. – Немец, попавший в плен под Ригой, видевший листовку с моей физиономией, вздумал отомстить. Я не прав: выдавать себя за Клауса Вольфа далее опасно. Узнала ты, узнал и стрелок… Кто следующий?
Она нежно провела пальцем по его запястью.
– Что намерен предпринять?
– До сего момента я не знал, что в Гамбурге появишься ты, да еще с двадцатью тысячами.
– Считай, что даю их взаймы, – улыбнулась Юлия. – Получишь причитающееся тебе в России и во Франции – вернешь с процентами. Тебя перевяжет доктор, и мы отправимся в Берлин к русскому консулу.
– Нет.
– Почему?
– Да по той же причине, по которой вынужден был таиться в Питере. Если германская разведка вдруг узнает, что я жив, мне придется вновь скрываться.
– Ты уверен, что нужен им до сих пор? У нас, вроде, перемирие.
– А вот мир не заключили. Полагаю, немцы не отстанут от меня, но причины я не знаю. Что им нужно от Юсупова? Образцы вооружений? Что ж, возможно, хотя, думаю, не только. Здесь в почете магия, а у меня есть Зеркальный Щит. Но его я приобрел случайно, дар не передать… Нет, не знаю, – повторил он. – Пока я жил в Германии, придумал лишь единственный способ остановить Вильгельма. Только ты не удивляйся. Изнутри разрушить кайзеровскую империю.
Юлия прикрыла ротик пальцами. И в ее глазах читалось: не последствия ли это горячки от ранения? Ничего более безумного она не слышала!
Их разговор прервали. Доктор Голдман ввалился в комнату без стука, но зато с громким сопением. И немедленно принялся командовать.
– Так-с. Хозяйка! Мне нужен таз горячей воды. Кипятка. Вас, фройляйн, прошу покинуть комнату больного.
– Может, чем могу помочь?
– Таки я вас умоляю! Не делайте мне нервы – удалитесь.
Друг развеселился.
– Знаешь, Федя, я слыхал подобные слова лишь от одесситов, да еще по-русски… Колоритный малый. Но хоть что-то знает про гигиену, коль потребовал горячую воду.
Следующие слова в одесском духе Голдман выдал, когда снял повязку и осмотрел простреленный бок.
– Ой вей! Таки ви сами себе зашивали дырки? Или нашли какого-то шлимазла?
Друг больше не смеялся. Стало очень больно.
– В госпитале Святого Мартина, – подал голос Юрген из коридора.
– Таки все ясно. Я бы не доверил им врачевать мою домашнюю моль. Слушайте! Раневой канал чистый. Слава Богу, пусть бы вашему, тряпки хоть достали. Но я вижу заражение, хоть оно невелико. Заложу лекарство, завтра вновь приду, проверю. Только при условии, что за каждый мой визит вы дадите доктору сто двадцать марок. У вас есть такие деньги или обидите бедного еврея?
– Получающего за один визит половину зарплаты квалифицированного станочника? – Федор приподнялся с постели. – Вот, возьмите сотню марок. Остальное – в следующий визит. Приходите.
На какое-то время раненого оставили в одиночестве. Паровозное сопение эскулапа и стук сапог Юргена стихли за входной дверью. Молодой человек вызвался вернуть инвалидную коляску к больнице – наверняка, там она нужна.
– Фрау Марта? – прошелестел женский голос в дальней части квартиры. – Нет ли у вас еще одной свободной комнаты? Или хотя бы койки? Плачу восемьдесят марок в месяц.
– Восемьдесят?! Оставайтесь, фройляйн! Я вам уступлю свою спальню, переберусь к мальчикам. Все поместимся, будьте покойны.
Наверно, Варвара Оболенская в данной ситуации была бы полезнее, думал Федор. Она – еще более деловая, хваткая. Завод по выпуску вакуумных аудионов, если верить газетам, стал самым крупным и успешным в мире – благодаря ей и Бонч-Бруевичу. Но поехала бы она в революционный Гамбург без уверенности, что получит желаемое? Положа руку на сердце или простреленный бок – там биение сердца ощущалось сильнее, чем в грудной клетке, – Федор сказал бы: присутствие Юлии ему приятнее. Пусть они и расстались скверно.
– Анекдот вспомнил. В моей реальности в декабре 1825 года была попытка революции в России. Царь пострелял бунтовщиков, часть отправил в ссылку и на каторгу в Сибирь. Жены декабристов поскучали в Петербурге и решили ехать за мужьями. За компанию.
– Ну, и в чем же анекдот?
– Да сидят как-то двое ссыльных во глубине сибирских руд, играют в картишки, винишко потягивают, местных блядушек щупают, и маркиз говорит графу: вот, ваше сиятельство, приедут жены и испортят нам всю каторгу.
– Смешно. Но не очень.
– Зато у нас аналогичная ситуация. Соколова нашла нас без спросу. Плохо? Или нет? Колись, Федя – рад, что она приехала? Я не про двадцать тысяч.
– Ты же сам чувствуешь!
– Ну что же… в одну реку можно войти бессчетное число раз. Если вода теплая и без пиявок.
Генрих Мюллер был удручен. Так выглядит пес, которому хозяин обещал мясную косточку за послушание, но обманул в последний момент.
– Клаус Вольф покинул больницу восемь дней назад. Позавчера съехал со съемной квартиры. В цеху не появлялся. Квартирная хозяйка говорит: к нему приехала нарядная стройная фройляйн из России. Они скрылись вместе.