Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество
Шрифт:
Только к вам не заказан след,
Только с вами не одиноко.
Вы, – которых уж больше нет,
Ты, мое недреманное Око.
Точно ветром колеблема жердь,
Я средь дней. И нету покоя.
Только вами, ушедшими в смерть,
Оправдается дело земное.
Знаю, знаю – немотствует ад.
Смерть лишилась губящего жала.
Но я двери в немеркнущий сад
Среди дней навсегда потеряла.
Мукой пройдена каждая пядь, –
Мукой, горечью, болью, пороком.
Вам, любимым, дано предстоять
За меня пред сияющим Оком. (195)
Следующий раздел – "Ликованье" – по тональности отличается от большинства других. Стихи этого раздела свидетельствуют
Да, не беречь себя. Хочу на всех базарах
Товаром будничным, голодным на потребу,
За грош и каждому. В каких еще пожарах,
Душа моя, ты подыматься будешь к небу?
Никто, нигде, ничем, никак уж не поможет.
Что человек для человека? Голос дальний?
Иль сон забытый? Он уж не тревожит, –
Немного радостней или печальней.
Но есть защита крепкая. Иная помощь.
Господня длань тяжелая. Ты – лоно Божье.
Вот, безночлежная, я вечно дома. Дома.
Одна в туманах ветреных, во мраке бездорожья. (217)
Человек, лишенный настоящего отклика у ближних, находит иной покров и иную помощь – в Боге. Только нашедший такой Дом, очевидно, и может открыть свой дом для других, сделать из него убежище для всех страждущих и гонимых, как это сделает впоследствии мать Мария.
По стихам"Ликованья"можно видеть, как из крайнего напряжения всех физических и духовных сил ("Нищенство и пыль, и мелочь, мелочь, / И забота. Так, что нету сил…") при обращении ко Христу ("Но не Ты ль мне руку укрепил, / Отвратил губительные стрелы?") рождается единение с Богом и духовная радость:
Все смешалось, – радость и страданье,
Теснота и ширь, и верх и дно,
И над всем звенит, звенит одно
Ликованье. (138)
Духовная радость – одна из самых таинственных вещей на свете. В отличие от труда, страдания, мечтаний о будущем Родины, еды, тепла и человеческого горя и веселья, ликованье ни с кем разделить невозможно. Это состояние соответствует такому единению с Богом, когда обретается свобода. Мы не беремся сказать, является ли это состояние восторга тем, что на языке византийских богословов–аскетов, Псевдо–Дионисия–Ареопагита и преп. Максима Исповедника называлось"экстасисом"(возможно, каким-то видом его, характерным для"новоначальных"). Но вот какое мы находим у Е. Скобцовой поэтическое свидетельство об этом восторге и размышление о нем:
Ты не изменишь… Быть одной…
О нет, делить труды, заботы,
Мечтанья о земле родной,
Плоды от будничной работы, –
Веселье, грусть, тепло и хлеб…
Да, все делить… Но только все ли?
А вот когда уж нету скреп
И дух бушует в вольной воле,
И в муке и в восторге он
Вопит безумно: аллилуйя,
От всех запретов разрешен…
Делить вот это не могу я… (137)
"Ликование", восторг в Боге есть ничто иное, как христианское, подлинное"дионисийство". Славянское"ликовствую" – перевод греческого horeuo, которое, в свою очередь, первоначально означало"устраивать хороводы (хоры) в честь Вакха, плясать, танцевать". Хоровод устраивался вокруг алтаря Вакха во время Дионисий. Именно христианское дионисийство (это, по слову св. Григория Нисского,"трезвенное опьянение") становится у Е. Скобцовой, знавшей в своей молодости бездны и вихри дионисийства языческого, тем, что только и может по–настоящему заменить его:
Холодно ли? – Нету холода.
Одиноко ли мне? – Нет.
В солнечном победном золоте
Растворяется мой свет.
И не знаю, где же
Между Богом, миром, мной, –
Колокольным звоном праздника
Все слилось в один покой. (157)
Последним раздел в"Тетради" – "Мир". Стихи, входящие в него, представляют собой, в первую очередь, тяжбу с Богом об этом мире, который воспринимается Е. Скобцовой как оставленный Богом, что намного страшнее, чем присутствие в нем зла:
За первородный грех Ты покарал
Не ранами, не гибелью, не мукой, –
Ты просто нам всю правду показал
И все пронзил тоской и скукой. (130)
Впрочем, раны, гибель и мука – это тоже следствия греха и неотъемлемые черты этого мира. Тяжба с Богом о мире начинается тогда, когда сталкиваются две истины – мир сотворен Богом, он"богозданный", и однако же он – "ад", ибо и в нем царит зло:
Шар земной грехами раскален,
Только гной и струпья, – плоть людская.
Не запомнишь списка всех имен,
Всех лишенных радости и рая. (134)
Наконец эта тяжба достигает кульминации, Е. Скобцова не хочет мириться со злом, готова сама отказаться от благодати Божией, если мир останется в этом страшном состоянии:
Господи, зачем же нас в удел
Дьяволу оставил на расправу?
В тысячу людских тщедушных тел
Влить необоримую отраву?
………………………………
От любви и горя говорю –
Иль пошли мне ангельские рати,
Или двери сердца затворю
Для отмеренной так скупо благодати. (133)
Выход из этой"безумной"тяжбы, примирение с Богом, обретается на путях веры в то, что страдания людей и всей плоти не есть что-то безразличное для Бога. После Воплощения Сына Божия и единения Его с человеком, страдания людей – Его страдания, вся мировая страждущая плоть – это плоть Богочеловека:
Чую я – не в небесах далече, –
В плоти мировой многострадальной, –
Вскрылась тайна Богочеловечья, –
Агнец закалается Пасхальный. (218)
Впоследствии, в статье"Страдание и Крест"мать Мария будет уточнять ответы на поднятые здесь вопросы:"Страдание есть результат греха. И смерть также есть результат греха.… Нельзя даже сказать, что Бог наказывает человека страданием, а зло само себя наказывает по неотвратимому закону своей внутренней логики.… Бог не только не наказывает страданием, но даже умеряет силу страдания Своим милосердием. И высшее напряжение божественного милосердия – это вольная жертва Христа за грехи мира, во искупление их, в предотвращение неизбежного и вечного страдания. Крестная смерть Христа, Единого Безгрешного, есть суд Христа с неумолимой логикой мироздания (по которой страдание есть всегда результат греха – Г. Б.).… Подчинившись страданию и смерти, Он осудил эту логику, сделав ее несправедливой по отношению к человеку вообще…. Страдание побеждено в своей вечной проекции, но остается как опыт человеческой жизни. Тут оно не только не отрицается, но Евангелие говорит даже о его очищении и спасающей силе (Мф. 7, 13)… Таким образом, христианство учит и преображению страдания внутри человека, принятию, если Бог пошлет эти страдания. К ним надо относится со смирением и трезвостью. Совершенно неприемлемо превозношение страданием, гордость им. Бог учит не только скорбью, но и радостью. Поэтому скорбящий не имеет преимущества над радующимся.… Смирение и трезвость в принятии страдания и даже смерти – Бог дал, и Бог взял, – несомненно является характерной чертой православных подвижников" [473] .
473
Воспоминания. 1992. С. 235-236.