Матабар
Шрифт:
– Пить, – с трудом прохрипел ребенок.
Тишина. Не та, которая повисает в опустевшей комнате, а лесная. Тишина с примесью шепота ветра, далеких криков птиц, ночного пения сверчков и редкого воя волков, идущих по лунной тропе. Арди хорошо знал все эти звуки. Он родился среди них.
Но там, среди стен родного дома, они звучали как-то иначе. Нет так остро, не так резко и совсем не так… опасно.
– Пить, – повторил мальчик.
Эргар приоткрыл левый глаз, затем лениво потянулся, зевнул и перелег на другой бок.
– Вода там, – ответил он, качнув хвостом в сторону
– Но…
Барс, совсем как огромный кот, отвернулся от мальчика и накрыл нос правой лапой, спрятав его от ветра. Пещера снова погрузилась в тишину. Арди почувствовал, как плотный ком опять сдавил горло. Что-то горячее вот-вот было готово хлынуть из глаз, как вдруг, среди ночного многоцветия звуков, он различил тихий, знакомый голос:
“Тебе надо стать сильным. Ради твоих мамы и брата.”
Арди отвернулся от барса и снова посмотрел на чашу. От живительной влаги его отделяло шесть метров. Шесть метров мокрого, неровного пола с острыми каменными зубьями, наточенными костями, бурыми пятнами застывшей крови и порывов горного ветра, задувавшего в пещеру.
Мальчик сцепил зубы и попытался подняться на ноги. Помогая себе руками, цепляясь за стену, разрывая кожу на подушечках пальцев, ломая ногти, Арди кое-как поднялся на дрожащих, негнущихся ногах. Сделал шаг и… второй уже не смог. Рассекая ладонь о стену и разбивая коленки и плечо о пол, мальчик рухнул там же, где и стоял.
Из горла вырвался не то крик, не то стон. И не столько от боли физической, сколько от другой, которую Арди прежде еще никогда не ощущал. Болело где-то внутри. Там, где все всегда было целостно, заполнено до краев, вдруг появилась пустота. Жадная и голодная, как дикая собака, впервые почувствовавшая вкус крови. И почему-то Арди знал, что она уже больше никогда не исчезнет.
Сколько бы он не пытался её заглушить и чем бы он не пытался её наполнить, она всегда будет возвращаться. Раз за разом откусывая от него все новые кусочки, пока от того Арди, что прятался на утесе, наблюдая за тем, как орлы летают на перегонки с облаками, не останется даже воспоминаний.
“Тебе надо стать сильным.”
Всхлипывая, глотая сопли и слезы, сквозь мутное нечто, Арди смотрел прямо перед собой. На чашу с водой. Отец никогда и ни о чем не просил Арди. Он только всегда молча делал все, что требовалось их семье. Невзирая ни на что. И только теперь после своей… после своей… после того, как Гектор ушел, он попросил лишь об одном.
Позаботиться о маме.
Позаботиться о брате.
Приглядеть за дедушкой.
Арди еще раз шмыгнул носом и, с трудом, сквозь боль и все те же слезы, вытянул перед собой правую руку. Он схватился окровавленными пальцами за каменный выступ и потянул тело вперед.
Острые грани пола царапали кожу и рвали одежду, с каждым новым движением мальчик оставлял за собой все новые кровавые следы. Его маленькое, хрупкое, истощенное тельце покрывалось змеящимися красными полосами и болезненными пятнами самых разных оттенков.
И те шесть метров, что он прошел бы и не заметил, Арди проделал едва ли не за пол часа, если на этой горе вообще существовало время.
Скуля, скрипя зубами, иногда вскрикивая от боли, глотая слезы, мальчик сумел приподняться и поднести лицо к чаше. Сил оставалось только на то, чтобы изредка складывать губы трубочкой и, вместе с воздухом, всасывать еще и воду.
Утолив жажду, ребенок вновь рухнул на пол, но на этот раз он уже ничего не почувствовал – силы окончательно покинули его, унося куда-то во мрак.
Арди никогда не думал прежде, что можно ощущать то, как поднимаются веки. Помнится, прошлым летом они вместе с отцом тащили по натянутым веревкам сбитые доски на крышу. Те неохотно скрипели и терлись о стены дома, заставляя мурашки бегать по всему телу.
Сейчас мальчик испытывал похожие ощущения. С той небольшой разницей, что мурашки, поднимавшиеся под обрывками одежды, причиняли нестерпимую боль.
Как бы Арди не повернулся – все болело, ныло и саднило. И, наверное, он бы заплакал, если бы в глазах осталось хоть немного слез. Но вместо них – лишь жгучее ощущение где-то под все теми же веками и колючий комок, давивший изнутри на горло.
С потрескавшихся детских губ сорвался едва различимый, тихий стон, тут же потонувший в вое ветра, радовавшегося тому, что приближается его царство, а тихие и спокойные летние дни уходят в прошлое.
– Хорошо, что ты проснулся, детеныш, – громкое, мокрое чавканье заставило Арди повернуть голову в сторону пещеры. Сам он лежал практически около выхода. Как только не замерз – загадка. – Ночью мне казалось, что духи забрали тебя к твоим предкам.
Эргар опять грыз чью-то лапу. Нечто среднее между горным козлом и небольшим оленем.
Арди не помнил, как называлось это животное. А может и не знал. Дедушка всегда рассказывал, что в лесах и горах старой Алькады можно встретить осколки легенд и былин прошлого, еще не утонувших в пыли истории… чтобы это не означало.
В животе заурчало и, на удивление, при виде окровавленного мяса, которое барс разрывал клыками вместе с кожей и костями, Арди скрутил не рвотный рефлекс, а приступ голода. Хотя прежде, когда отец и дедушка, иногда, пару раз в месяц, просили у мамы оставить им сырого мяса, Арди всегда уходил с кухни. Его тошнило от одного вида окровавленных лиц старших родственников, не говоря уже о запахе.
Мальчик, ощущая не только боль, но и пусть и немного, но больше сил, чем вчера, пополз в сторону еды. Движения все так же давались ему непросто и каждый рывок или толчок оставляли новые царапины, ушибы и даже порезы. Но что-то новое, пока тихое и незаметное, внутри Арди заставляло его со все большим усердием и даже каким-то остервенением двигаться к цели.
И когда до мяса оставалось, в буквальном смысле, рукой подать, Арди заметил, что Эргар застыл. Барс так и завис с бедром в клыках. По его серебристому меху стекали вязкие, с кусочками плоти, капли крови. Они капали на пол, разбиваясь дождем алых брызг, отражавшихся в глазах зверя. Зрачки, сузившиеся до состояния тонких полосок, неотрывно следили за мальчиком.