Матиас Шандор. Пятнадцатилетний капитан
Шрифт:
Вот о чем раздумывала миссис Уэлдон. Вот почему она отказалась принять предложение Негоро. Она понимала, что Негоро дал ей неделю на размышление только потому, что ему самому нужно было время, чтобы подготовиться к поездке.
— Неужели он действительно намерен разлучить меня с сыном? — прошептала миссис Уэлдон.
В этот миг Джек вбежал в хижину. Мать схватила его на руки и прижала к груди так крепко, словно Негоро уже стоял рядом, готовясь отнять у нее ребенка.
— Мама, ты чем-то огорчена? — спросил мальчик.
— Нет, сынок, нет! — ответила миссис Уэлдон. — думала о папе. Тебе хочется повидать его?
— Да, мама, очень хочется! Он приедет сюда?
— Нет… нет! Он не должен приезжать!
— Значит, мы поедем к нему?
— Да, Джек!
— И Дик тоже? И Геркулес? И старый Том?
— Да… да… — ответила миссис Уэлдон и опустила голову, чтобы скрыть слезы.
— Папа письмо прислал? — спросил Джек.
— Нет, дорогой.
— Значит, ты сама напишешь ему?
— Да… может быть, — ответила мать.
Джек, сам того не зная, коснулся больного места. Чтобы прекратить эти расспросы, миссис Уэлдон осыпала ребенка поцелуями.
К различным причинам, по которым миссис Уэлдон отказывалась дать Негоро письмо, прибавилось еще одно немаловажное соображение. Совершенно неожиданно у нее возникла надежда вернуть себе свободу без вмешательства мужа и вопреки воле Негоро. Это был лишь проблеск надежды, слабый луч, но все же он забрезжил в ее душе. Случайно она услышала несколько фраз из разговора Альвеца с его гостем, и у нее зародилась мысль, что, возможно, близится помощь, которую как будто посылает само провидение.
Как- то раз Альвец и один торговец-метис из Уджиджи беседовали в саду, неподалеку от домика, где жила миссис Уэлдон. Темой их разговора, как и следовало ожидать, была работорговля. Они говорили о своем деле и о своих довольно печальных видах на будущее — их беспокоили стремления англичан прекратить торговлю невольниками не только за пределами Африки, для чего они пустили в ход свои крейсеры, но и внутри континента — с помощью миссионеров и путешественников.
Хозе- Антонио Альвец полагал, что научные исследования и географические открытия отважных путешественников по Внутренней Африке могут сильно повредить свободе коммерческих операций работорговцев. Его собеседник всецело согласился с этим мнением и добавил, что всех ученых путешественников и попов следовало бы встречать ружейным огнем.
Нередко их действительно так и встречали. Но, к великому огорчению почтенных торговцев, тотчас же после убийства одного любопытного путешественника приезжало несколько других, не менее любопытных, А потом, возвратившись на родину, эти люди распускали сильно преувеличенные, как говорил Альвец, слухи об ужасах работорговли и вредили этому и без того достаточно опороченному делу.
Метис сочувственно поддакивал ему и в свою очередь заметил, что особенно не повезло рынкам в Ньянгве, Уджиджи, Занзибаре и во всей области Больших озер: там побывали один за другим Спик, Грант, Ливингстон, Стенли и многие другие. Целое нашествие! Скоро вся Англия и вся Америка переселятся во внутренние области Африки.
Альвец посочувствовал собрату и сказал, что Западная Африка в этом отношении счастливее: до сих пор проклятые ищейки сюда почти не заглядывали. Однако эпидемия путешествий начинает захватывать и Западную Африку. Казонде пока еще вне опасности, но Кассанго и Бихе, где у Альвеца тоже были свои фактории, уже находятся под угрозой. Помнится даже, что Гаррис говорил Негоро о некоем лейтенанте Камероне, у которого хватило бы наглости пересечь всю Африку от одного берега до другого, — ступив на африканскую землю в Занзибаре, выйти через Анголу.
Опасения работорговцев были вполне обоснованы. Известно, что несколькими годами позже описываемых нами событий Камерон на юге и Стенли на севере действительно проникли в неисследованные области Западной Африки и, описав затем все ужасы торговли людьми, разоблачили неслыханную жестокость работорговцев, продажность европейских чиновников, покровительствовавших этому гнусному промыслу, и возложили ответственность за все это на виновников такого положения вещей.
Имена Стенли и Камерона пока еще не были известны ни Альвецу, ни метису из Уджиджи. Зато они хорошо знали имя доктора Ливингстона. То, что они сказали о Ливингстоне, глубоко взволновало миссис Уэлдон и. укерепило ее решимость не сдаваться на требования Негоро; Ливингстон, вероятно, в ближайшие дни прибудет в Казонде со своим эскортом!
Этот путешественник был очень влиятельным лицом в Африке, власти Анголы принуждены были ему содействовать. Зная это, миссис Уэлдон надеялась, что заступничество Ливингстона вернет свободу ей самой и ее близким, наперекор Негоро и Альвецу. Может быть, в близком будущем пленники вернутся на родину и Джемсу Уэлдону не придется для этого рисковать жизнью в путешествии, результат которого мог быть очень печальным.
Но правда ли, что доктор Ливингстон скоро посетит эту часть континента? Да, это весьма вероятно, ибо, следуя по этому пути, он закончил бы исследование Центральной Африки.
Известно, какова была героическая жизнь Ливингстона.
Дэвид Ливингстон родился 13 марта 1813 года в семье мелкого торговца чаем, в которой он был вторым из шестерых детей. Родиной его была деревня Блэнтайр, в графстве Лэнарк, в Англии. Получив богословское и медицинское образование, Ливингстон после недолгой работы в Лондонском миссионерском обществе прибыл в 1840 году в Кейптаун с намерением присоединиться к миссионеру Моффату в Южной Африке.
Из Кейптауна будущий путешественник отправился в землю бечуанов. Он был первым белым, исследовавшим эту область. Возвратившись в Куруман, он женился на дочери Моффата, женщине, которая оказалась достойной его, и в 1843 году основал миссию в долине Маботса.
Через четыре года Ливингстон переселился в Колобенг, область бечуанов, в двухстах двадцати пяти милях к северу от Курумана.
Еще через два года, в 1849 году, Ливингстон покинул Колобенг вместе с женой, тремя детьми и двумя друзьями — Осуэллом и Мерреем; первого августа того же года он открыл озеро Нгами и вернулся в Колобенг, спустившись вниз по течению реки Цуги.
Во время этого путешествия враждебность дикарей помешала Ливингстону исследовать страну за озером Нгами. Вторая попытка пробраться в этот край оказалась столь же неудачной. Зато третья увенчалась успехом. Предприняв затем новое путешествие на север, в котором участвовали вся его семья и его друг Осуэлл, Ливингстон, следуя по течению Хобе, притока Замбези, добрался до земель племени макололов. Дорога была невероятно трудной. Недостаток пищи и воды чуть не стоил жизни детям Ливингстона. Но все же в конце июня 1851 года река Замбези была открыта.