Матрешка в перьях
Шрифт:
Откашлявшись, я сказала:
– Привози Эжени, у нас полно свободного места.
И вот Евгения Буданова поселилась в нашей с Максом квартире. Она заботится о мопсах и ждет своего суженого. Сегодня случайно выяснилось, что Альдабаран предсказал его появление на дне рождения у Жанны. И мне просто необходимо сопровождать сестру Нины на тусовку, потому что Эжи побаивается идти в ресторан одна. Понимаете теперь, почему я не могу отказать ей? Что ж, придется отправиться в трактир. Правда, тогда у меня возникнут другие проблемы, связанные все с тем же Костиным…
Глава 4
Некоторое время назад к Володе обратился Вениамин Подольский. Да-да, тот самый писатель, композитор, художник, певец
Вениамин рассказал, что у него много поклонников, которые подходят к нему на улице, просят разрешения сфотографироваться вместе, дать автограф. Однако не надо думать, что Подольский, как золотая монета, нравится абсолютно всем, у него есть и недоброжелатели. Кое-кто, испытывая зависть к известному талантливому человеку, распространяет о нем всякие гадости в социальных сетях или, придя на встречу со знаменитостью, задает хамские вопросы.
Собственно, такие личности привязываются к любому селебретис, но они трусливы, поэтому, вывалив свой негатив в Интернет или осторожно полаяв, так сказать, на слона при скоплении народа, живо прячутся. Но, к сожалению, иногда известного человека начинает преследовать сумасшедший, которому велят делать голоса в его голове. Так вот, уже месяц Подольскому под дверь некто подсовывает конверты с записками, содержание коих отнюдь не радует творца-многостаночника. Текст их однообразен: «Скоро сдохнешь», «Жди – пристрелим», «Получишь пулю за книгу», «За свою «Нежность» ты умрешь».
– И что вы хотите? – спросил у него Костин. И услышал в ответ:
– Найдите психа.
В процессе дальнейшей беседы с клиентом Володя выяснил, что Подольский, создавая роман под названием «Нежность», похоже, вдохновлялся «Лолитой» Набокова, потому что тоже писал о любви взрослого человека к подростку. Только у классика главный герой, Гумберт Гумберт, мужчина в возрасте, испытывает страсть к юной девочке, а у Подольского – Анастасия, женщина пятидесяти пяти лет, соблазняет девятиклассника. Очевидно, какого-то читателя сюжет возмутил, и он, будучи человеком с нестабильной психикой, решил разобраться с писателем. Подольский предложил Володе:
– Посадите вместо нашего лифтера в подъезде свою сотрудницу. Пусть она следит за каждым, кто поднимается на последний этаж, и фотографирует этих людей. А потом вы по снимкам попробуете установить их личность.
– Может, лучше повесить на лестничной клетке видеокамеру? – выдвинул встречное предложение Костин.
– К сожалению, нельзя, – возразил Вениамин. – У меня сосед крупный шоумен, всегда ходит с охраной и панически боится папарацци. Каждый день его секьюрити обследует пространство между нашими квартирами при помощи особого прибора, который реагирует на присутствие камер и «жучков».
– И тем не менее вы имеете полное право повесить аппаратуру слежения, – заметил Костин.
– Я знаю. Но очень не хочется скандалить с соседом, – признался Подольский. – У него прямо мания преследования, он вечно трясется, везде ему журналюги чудятся.
– Ну, ладно, – согласился Вовка, – кого-нибудь подберем, не волнуйтесь.
– Нет, нет! – замахал руками клиент. – Вы можете совершить роковую ошибку.
– Какую же? – удивился Костин.
Подольский понизил голос и начал выкладывать свои соображения. Дежурных в доме, где он проживает, двое. Днем всегда работает пенсионер Игорь Сергеевич, майор в отставке, ему положен двухчасовой перерыв на обед, во время которого подъезд никто не охраняет. А на ночь приходит женщина по имени Татьяна. Та спокойно укладывается спать в каморке, а когда звонят во входную дверь, мигом вскакивает. Вместо Игоря Сергеевича можно временно посадить детектива. Но если тот окажется молодым парнем с военной выправкой, то всем входящим станет понятно, что это специально обученный охранник. Мерзавец, терроризирующий Подольского, уж не раз бывал в доме, видел, что у лифта дежурит пожилой человек, и насторожится при виде бравого секьюрити. А вот какая-нибудь простоватая тетка его не спугнет.
– Вы совершенно правы, – согласился Костин. – Я и не собирался заменять лифтера кем-то из бывших сотрудников силовых структур, подберу женщину.
– Хочу на нее посмотреть, – не сдался Подольский. – На карту поставлена моя жизнь, я не собираюсь погибать из-за чужой ошибки.
Володя скрипнул зубами. Но ведь клиент всегда прав! Поэтому мой друг вызвал в кабинет трех сотрудниц слабого пола и улыбнулся:
– Выбирайте, все красавицы.
– Спора нет, ваши сотрудницы прелестны, – галантно заметил Подольский. – Именно поэтому они и не подходят. Одна слишком молода, по виду студентка, другая явно спортсменка, у нее специфическая осанки, а бицепсы видны сквозь кофту, третья, извините, азиатской внешности, жильцы будут возражать против гастарбайтерши. Других дам нет?
– Можно позвать Евлампию, – в недобрый час предложила одна из отвергнутых. – Она, возможно, вам понравится. Если Романова оденется соответственно, будет то, что надо.
– Нет, – возразил Володя.
– Почему? – удивился Подольский. – Позовите женщину с необычным именем.
Костину пришлось вызвать меня. Едва я вошла в кабинет, как Подольский воскликнул:
– Да, да, да! Стопроцентное попадание в точку. Верный типаж. Я сразу правильно оцениваю человека, у меня дар мгновенно видеть суть личности, я никогда не ошибаюсь. Вам надо повесить в подъезде объявление: «Лифтер Игорь Сергеевич заболел, у нас временно работает его родственница». Консьерж, повторяю, бывший военный, с ним можно договориться, он не трепач, получит деньги за услугу и никому ничего не расскажет.
Сидеть за столом в холле жилого дома и потихоньку делать снимки шпионским аппаратом совсем не та работа, о которой я мечтала. Но Вовка так умолял, что мои нервы не выдержали. И я, скромно одевшись, обосновалась в подъезде, так и не поняв, почему согласилась на это приключение.
Уже на второй день мне стало ясно, что малооплачиваемая служба крайне хлопотная, да еще и пыльная в прямом смысле этого слова.
Здание, где живет Подольский, не многоэтажная башня, а старый московский дом постройки начала пятидесятых годов прошлого века. Квартир в нем всего десять, по две на лестничной клетке. Лифта изначально не было, потом снаружи пристроили шахту, в которой ездит кабина размером чуть больше губки для мытья посуды. Утром в подъезд вваливается почтальон и, не здороваясь, швыряет на стол газеты, журналы, письма, рекламу. Я не успеваю лечь грудью на корреспонденцию, она падает на пол, и потом жильцы дружно ругают меня за грязные конверты и мятую прессу. Никто из входящих не желает вытирать ноги о коврик. Иванов из четвертой квартиры два раза в день, уходя на работу и возвращаясь с нее, требует, чтобы я велела Константинову из третьей перестать курить на лестнице. А тот, услышав мое замечание, ржет и специально дымит сильнее. Из-за старых труб в квартирах вечно случаются протечки, а сантехник никогда не появляется вовремя. Разносчики пиццы, которых постоянно вызывает к обеду жилец с четвертого этажа, традиционно звонят в квартиру на третьем, а там как раз в это время укладывают спать грудного ребенка…
Ну, не стану вас утомлять дальнейшими подробностями, отмечу лишь, что свое недовольство обитатели дома почему-то выливают на консьержку. Как будто именно я виновата во всем, даже в том, что жилец Севостьянов паркует джип прямо у дверей подъезда, а девочка Кирилловых играет по вечерам на фортепьяно.
Через неделю после начала работы, на личном опыте узнав, сколь обременительна должность дежурной по подъезду, я стала очень приветливой с лифтершей в собственном доме, принялась угощать Клавдию Петровну печеньем, конфетами. И делала это до тех пор, пока случайно не услышала, как та говорит дворнику: