Матросские досуги (сборник)
Шрифт:
На другой год (1703-й) войска наши под предводительством самого царя осадили 26 апреля другую шведскую крепость – Ниеншанц, находившуюся на месте теперешнего Охтенского адмиралтейства [4] , и 1 мая завладели ею и семьюдесятью восьмью пушками.
Только что мы заняли крепость эту, как шведская эскадра под командою вице-адмирала Нумберса подошла к устью Невы, 2 мая, и сделала два сигнальных выстрела. Шереметев приказал отвечать тем же, и на эскадре полагали, что все благополучно; она бросила якорь, и одна шнява и большой бот с припасами и снарядами для крепости вошли в Неву. Ночь их захватила, и они остановились у Васильевского острова.
4
Ныне Петрозавод, бывший судостроительный завод в Санкт-Петербурге.
Шведская эскадра удалилась; Нева и Ладога остались за нами; 16 мая 1703 года государь положил основание новой столице своей, Петербургу, заложил Петропавловскую крепость. За победу эту и в особенности за личную храбрость при взятии двух неприятельских судов абордажем царь принял поднесенный ему орден Св. Андрея Первозванного и был в это время четвертым кавалером в государстве своем. Бомбардирский поручик Ментиков также награжден был орденом Св. Андрея за этот подвиг; офицеры же и солдаты, участвовавшие в победе, получили медали с изображением Петра и с надписью: «Небывалое бывает».
Сержант Щепотьев с товарищами
Приступив к Выборгу в 1706 году, Петр Великий узнал, что шхерами пробираются в море несколько неприятельских купеческих судов. Тотчас, 12 октября, царь выслал за ними пять лодок с сорока восьмью рядовыми под командой Преображенского полка сержанта Щепотьева, бомбардира Дубасова да двух флотских унтер-офицеров, Скворцова и Наума Синявина.
Ночь захватила лодки эти в запутанных проходах между островками, а сверх того, пал такой туман, что наши перед носом ничего не могли видеть и шли, как говорится, ощупью. Они вовсе заплутались и вдруг попали на неприятельский военный бот «Эсперн». Не зная, на кого они наткнулись, наши, не робея, закричали «ура», бросились всеми пятью лодками на неприятеля, влезли на судно, несмотря на пушечную и ружейную пальбу его, и в одно мгновение перекололи и посталкивали за борт всех, кого застали наверху, а прочих, накрыв и забив люки, заперли внизу.
Только что они успели спрятаться, очистить палубу и пуститься на завоеванном боте в путь, как другой такой же, стоя вблизи и услыша пальбу, поспешил на помощь. Но урядники Скворцов и Синявин, взяв под начальство свое пленное судно, так хорошо успели на нем распорядиться, что встретили второй бот пушечной пальбой из первого, между тем как с лодок пустили беглый огонь. Второй бот спешно удалился и скрылся в темноте и тумане.
Разобравшись кое-как, наши к утру воротились к своему стану, к берегу, и привели пленное судно. На нем было пять офицеров, сто три рядовых и четыре пушки; но под люками оказалось налицо всего тридцать человек, остальные были побиты. И немудрено: они оборонялись отчаянно. Из нашей команды оказалось тридцать убитых; а из остальных восемнадцати было только всего четыре человека нераненых! Все радовались победе этой и скорбели по ней, потому что, сверх того, все пять лодочных командиров были тяжело ранены и впоследствии четверо из них скончались от ран, а остался в живых один Синявин!
Об этом славном деле царь своей рукой писал Меншикову, Головину, Шереметеву и прочим и повелел тела наших убитых, сколько их привезено было, предать земле в Петербурге, с офицерскими воинскими почестями, при сопровождении целого батальона.
Спасение из плена
После неудачной Нарвской битвы 19 ноября 1700 года, за которую Петр Великий позже отомстил шведам, неприятель нарушил условия, заключенные с Шереметевым о сдаче. Нетерпеливый и недобросовестный, храбрый король шведский Карл XII, сам начальствовавший войсками своими, кинулся на отступавшую через реку Нарову расстроенную армию нашу, вопреки заключенного условия, и захватил что мог. Большая часть генералов, а в том числе и князь Яков Федорович Долгорукий, взяты были им, объявлены пленными и отправлены в Швецию.
Князь Долгорукий томился в неволе одиннадцать лет. В 1711 году шведы отправили его из города Якобштадта в город Умео; переход этот надо было сделать морем, и пленников посадили на шкуну.
Осмотревшись, князь Яков Федорович увидел, что есть надежда к спасению, – шведов было на шкуне всего двадцать человек, а наших – сорок четыре. Условились, чтобы во время субботней всенощной, которую служил на судне пленный же священник наш, при словах службы: «Дерзайте убо» – бросить вдруг весла (шли на гребле, а пленников русских посадили в весла); при словах же: «Дерзайте, люди Божия» – каждым двоим русским схватить по шведу, и если который из них станет противиться, то выкинуть его за борт.
Сказано – сделано. Шведы не успели опомниться, ничего не ожидая, как вдруг все были схвачены и перевязаны. Князь Яков Федорович сам бросился на шкипера и, приставив ему нож к груди, закричал: «Если хочешь быть жив, то вези нас домой – в Кронштадт или Ревель! [5] »
Шкиперу надо было повиноваться, хотя дело было не совсем легко исполнить. Шкуна эта назначена была только для берегового плавания, и на ней не было ни карт, ни сведущего или бывалого морехода. Но удача была на нашей стороне. Дошедши благополучно до острова Дакто, князь Долгорукий рассудил отпустить шведов, кроме одного только шкипера, и оттуда отправился и прибыл 19 июня 1711 года на пленной шкуне в Ревель. Здесь подняли они русский флаг и, отсалютовав крепости, бросили якорь.
5
Ныне город Таллин.
Государь обнял старика князя со слезами радости и, называя спасение его чудесным, взыскал его милостями своими и вскоре пожаловал ему две дворцовые волости в вотчину.
Первый поход
Двунадесятые [6] годы у нас будто роковые: 1612-й памятен освобождением Москвы от сильных в то время ляхов с Литвою; 1812-й помним мы все сами – это французский, или наполеоновский, год; а в 1712 году государь Петр Великий выслал впервые созданный им корабельный флот русский на Балтийское море против неприятеля.
6
То есть двенадцатые.
У нас было уже построено и спущено в Кронштадте, Петербурге и Архангельске несколько кораблей и фрегатов, другие куплены в Англии, Голландии. Шла война со шведом, но еще молоды были морские силы наши: ни искусных командиров и офицеров, ни опытных экипажей. «Надо учиться, – говаривал государь, – пусть нас побьют – выучимся бить других».
Доселе флот оберегал только наши берега. Летом 1712 года, когда государь был в Дании, замышлял высадку на остров Руген и склонял датчан к себе на помощь, первый вице-адмирал наш, Крюйс, стоял у Кронштадта с эскадрой. В ней было три корабля, два фрегата, две шнявы, одна бомбарда, шесть бригантин и двенадцать галер.
У Толбухина маяка показались два неприятельских корабля и одна шнява. Крюйс снялся с якоря и пошел навстречу; но перед ночью, милях в трех от неприятеля, опять бросил якорь. Тут получена весть, что у Сойкиной горы показалось еще десять шведских судов.
На рассвете 24 июля вчерашние три неприятельских судна стали сами приближаться к нам с попутным ветром. Крюйс послал к ним навстречу два корабля и одну шняву, а потом и сам снялся. Шведы повернули и пошли в море. Ветер стал затихать; в помощь погоне нашей посланы четыре бригантины, а когда заштилело, то приказано было галерам взять все парусные суда на буксир. В полдень ветер засвежел, бросили буксиры, но эскадра наша, несмотря на все старание свое, стала отставать от неприятеля. Не видя пользы в погоне, адмирал поднял белый флаг: прекратил погоню. Неприятель был в полуторе мили за косою, а наша эскадра – по сю сторону и притом очень растянулась.