Маячный Мастер
Шрифт:
…Он что, отхлебнуть успел? А, ладно, по сравнению со всем остальным это такая мелочь…
– Вздрогнули. – твёрдо сказал он и поднёс стакан к губам.
В тот день Казаков работал дома, готовя к записи очередной фильм. Разложить реплики по актёрам, проставить тайм-коды, паузы – обычное дело, без которого запись полуторачасового фильма вместо положенных двух – двух с половиной часов может занять все четыре и вымотать нервы всем занятым в ней, от актёров, до паренька-звукача за пультом. Занимало это часа два-два с половиной, в зависимости от плотности текста и качества перевода (руководство студии из соображений экономии пользовалось онлайн-переводом) и требовало немалой сосредоточенности.
Как, к примеру, в этот раз. Пластмассовая, цвета слоновой кости, с чёрными кнопками коробка протарахтела, наверное, раз десять, прежде чем он стащил с головы наушники, выбрался из кресла и доплёлся до прихожей. Несколько секунд смотрел на аппарат – может, раритет передумает и замолкнет? – но тот упрямо выдавал трель за трелью. Тогда Казаков вздохнул и покорился действительности – снял трубку с прозрачных пластмассовых рычажков и поднёс к уху.
– Алле-е?
Это тоже была привычка – когда-то, ещё в студенческой юности он приучил себя отвечать таким вот манером, подражая кому-то из актёров старых, ещё довоенных фильмов. Тогда это казалось очень остроумным; со временем заблуждение рассеялось, а привычка – вот, осталась, и хорошо известна всем его постоянным телефонным собеседникам.
– Это Пётр Петрович?
Голос был мужской, нестарый, даже не пожилой и. странно знакомый.
– Замечательно! – что человек на том конце провода облегчённо выдохнул. – Я-то, признаться, боялся, что ты… вы сменили номер! Мне его в редакции дали, где «Третий Меморандум» выходил…
Мысли неслись в голове косяком – и очень, очень быстрым косяком, состоящим, как минимум, из сайгаков. А то из зебр.
«Так, первое: неизвестный обратился к нему на «ты», но тут же поправился – значит, не уверен, что это уместно. То есть, они знакомы? Голос молодой, а такая разница в возрасте (лет тридцать по ощущениям) предполагает всё же обращение на «вы»…
«…Второе – оговорка насчёт старого номера. Он, выходит, его знал? Но тогда – к чему неумелая выдумка насчёт редакции, где казаковского городского номера не знали? Но если абонент знает этот номер – то опять-таки выходит, что они знакомы? Вот и голос…»
– Нет, номер прежний. – ответил он. – А с кем, простите, имею удовольствие?..
– Вы были когда-то знакомы с неким Сергеем Баранцевым? – на той стороне трубки проигнорировали его вопрос. – Если точнее, то в начале девяностых и раньше?
Казаков едва не плюхнулся от неожиданности задом на табурет. Ещё бы он не был знаком с Серёгой! Ближайший друг, соратник и единомышленник по клубу любителей фантастики, постоянный спутник в парусных походах и вылазках на слёты КСП, разделявший с ним любовь к словесным играм («ситуационкам», как они их называли, поскольку не имели представления о западном термине «РПГ»), даже в каком-то смысле коллега…
– Э-э-э… мнэ-э-э… да, конечно, был. А почему, собственно, это вас интересует?
Вопрос, как и предварявшие его невнятные звуки, имел одну-единственную цель – потянуть время, понять как нужно реагировать. Зачем это понадобилось? Да затем, что Сергей Дмитриевич Баранцев бесследно сгинул в далёком девяносто четвёртом – на Белом море, в Кандалакшском заливе, где они годом раньше провели полтора месяца под парусами и на крошечных, заросших кривыми соснами островках. Исчезновение это было странным до крайности – шхуна «Штральзунд» пропала без следа, словно Летучий Голландец! Погода в этот день стояла хоть и ветреная, но вполне приличная, ни штормов, ни смерчей отмечено не было. «Штральзунд», вышедший с Беломорской биостанции МГУ, попросту не прибыл к пункту назначения – к туристическому лагерю на островке Костьян.
Происшествие расследовали, конечно, но не нашли ровным счётом ничего – ни обломков, ни клочка парусины, ни выброшенного на берег спасательного круга. Заключение следствия гласило, что «Штральзунд», заблудившись в тумане, вышел на судовой ход Кандалакшского залива и попал под танкер или сухогруз. Но ведь и тумана в тот день не было! Казаков не поленился раздобыть подробные метеосводки – переменная облачность, без осадков, видимость хорошая, дополнительные меры предосторожности не требуются… К тому же, он хорошо помнил и остров и воды вокруг него: чтобы промахнуться мимо Костьяна, миновать Великую Салму и выскочить в залив – для этого Серёга должен был лыка не вязать, чего на памяти Казакова с ним не случалось ни разу. Нет, выпить он был не дурак – но только не у румпеля, во время плавания не в самых безмятежных водах. Там нужен глаз да глаз – иначе охнуть не успеешь, как либо вылетишь на песчаную отмель и застрянешь на ней до прилива, либо проломишь тонкое дощатое днище о топляк или скрывающийся под водой серый каменный лоб, один из тех, что на Беломорье называют лудами…
Тем не менее, дело закрыли, сдали в архив и благополучно забыли обо всём. На дворе стояли девяностые: чеченская война, неотвратимо надвигающийся призрак дефолта, криминальный беспредел, захлестнувший страну – кому было дело до туриста- одиночки, сдуру сунувшегося, куда не надо?? Пропал – и пропал, не он первый, не он последний, другим наука будет… И вот сейчас, тридцать лет спустя, имя Сергея Баранцева прозвучало из телефонной трубки, и кто его произнёс – Казаков не имел ни малейшего представления.
– Это долго объяснять. – прозвучало в трубке. – давайте лучше поступим так: я дней через пять-семь буду в Москве, и если ты… простите, вы не против – можно встретиться и поговорить. Дайте номер вашего мобильника, и я, как приеду, сразу перезвоню, и условимся о встрече. Тогда многие вопросы отпадут сами собой.
Казаков хотел спросить: о чём будет разговор, какие вопросы должны отпасть? – но вместо этого послушно продиктовал номер. На сём разговор закончился, и все эти дни он не мог думать ни о чём другом. Хотя, казалось бы, чего волноваться? Друг, конечно, даже лучший друг – но уж больно много воды утекло, считай, половина жизни. Боль от потери давно утихла, остались воспоминания, и чего ждать от встречи – непонятно, и это тоже доставляет беспокойство.
Прерванная беседа продолжился сегодня днём, когда нежданный абонент снова дал о себе знать, на этот раз – звонком на смартфон. Казаков неожиданно растерялся – настолько, что отказался от предложения встретиться в каком- нибудь заведении и пригласил незнакомца к себе домой. И вот, сидел теперь на табурете, пытаясь примириться с тем фактом, что стоящий на пороге человек – Серёга Баранцев собственной персоной, ничуть не постаревший за три десятка лет. Он даже одет подходяще, в брезентовую мешковатую штормовку – такую же, только покрытую толстым слоем пыли, в жестяных складках, можно выкопать в шкафу, в прихожей. Сколько Казаков её не надевал – пятнадцать лет, двадцать?..
– Да я это, я! – Гость улыбнулся и извлёк из кармана бутылку водки. – Не двойник, не загримированный, можешь потрогать!
И, послюнявив палец, мазнул себя по щеке.
«…как будто это может что-то доказать…» – отстранённо подумал Казаков. Он приподнялся с табурета – ноги держали, но еле-еле.
– Да ты, брат, как я погляжу, совсем спёкся… – озабоченно сказал гость. – Ну, извини, что я без подготовки, как пыльным мешком по голове… По телефону объяснять не стал – решил, не поверишь, сочтёшь за дурацкий розыгрыш. А так всё сразу и ясно, верно?