Маяк Фишера
Шрифт:
— О, Господи. Черт побери, Люси. Прости. Мне не следовало говорить тебе такие ужасы. Какого черта со мной происходит?
Когда мои рыдания вырываются через руку зажимающую рот, он внезапно выходит из своего транса. Он тянется ко мне, скользя ногами вокруг моих коленей и обернув руки вокруг моего тела. Он укладывает мою голову к себе на плечо, гладя меня по волосам и по спине, и убаюкивая, качаясь вместе со мной назад и вперед.
— Я не должна была спрашивать. Прости, что заставила тебя рассказать мне. Мне так жаль, что тебе пришлось пройти через все это, — я тихо плачу у него на плече, пока он продолжает медленно убаюкивать меня, качаясь из стороны в сторону.
Мне стыдно за то, что я плачу, потому что у меня как раз и нет причин для слез. Когда он ушел совершать все эти ужасные вещи, чтобы защитить нашу страну,
— Нет, Люси. Никогда не извиняйся. Со мной все будет в порядке, просто дай мне время, ладно? Продолжай любить меня и находится рядом со мной, это единственное, что мне необходимо.
Мы засыпаем в объятиях друг друга, и Фишер больше не просыпается этой ночью и ни в какие другие ночи в течение следующих нескольких месяцев. Я пытаюсь уговорить себя, что все нормально, ему становится лучше с каждым днем, потому что он дома, и воспоминания о войне постепенно стираются из его мозга. На какое-то время в это достаточно легко поверить. Целый год, он принадлежит только мне, и мы так счастливы и спокойны, что я на самом деле начинаю верить, что больше он никогда не уйдет.
Потом он вдруг мне сообщает, что добровольно в третий раз вызвался вернуться туда.
— Я не понимаю, Фишер. Почему? Почему ты возвращаешься туда? — спрашиваю я, стараясь не показывать ему, что его решение убивает меня. Я сдерживаю слезы, пока он вышагивает по кухне, словно тигр в клетке. Я должна была раньше догадаться, что такое произойдет. Каждый раз, когда что-то в новостях появляется про войну, он начинает так волноваться, что не может усидеть на месте.
— Я должен вернуться, Люси, должен. Я не могу находиться здесь, когда мои друзья сражаются там, за все то, во что я верю и при этом рискуют своими жизнями, — объясняет он.
Его слова, что он не может находится здесь, разбивают мне сердце. Почему для него недостаточно нашей совместной жизни на этом острове? Мне нравится, что он испытывает потребность защищать нашу страну и нашу свободу, но в то же время я ненавижу его за это, потому что эта его потребность забирает его у меня.
И отправляет его назад, каждый раз разрушая его еще больше.
После всего, что он пережил, он добровольно решил вернуться. Я хочу разозлиться, закричать и заплакать, одновременно умолять его не оставлять меня снова, но у меня язык не поворачивается. Где-то глубоко в душе, я очень горжусь им, что он участвует в боевых действиях за нашу страну. Я восхищаюсь им за то, что он так бесстрашен и бескорыстен, и сама мысль, что он охотно готов вернуться в эту ужасную бездну говорит мне, насколько он сильный и удивительный. Но эта же мысль заставляет меня бояться того, что же может произойти в следующий раз, когда он вернется домой, ведь человек, которого я люблю, может вернуться еще более душевно искалеченным, утверждаясь на этой войне. Я беспокоюсь, потому что все может только ухудшится, и это пугает меня до чертиков.
— Я не совсем понимаю, зачем ты делаешь это с собой. Зачем ты продолжаешь проходить через все это. А как насчет нас? Что насчет нашей жизни? Мы собирались создавать семью, как мы можем это сделать, если тебя здесь не будет? — спрашиваю я его, ненавидя нотки слабости, звенящие в моем голосе.
— Господи, Люси! Как ты можешь думать о появлении детей в этом мире прямо сейчас? Какое будущее у них будет, если это дерьмо никогда не закончится? — аргументирует он.
Я не в состоянии сдержать слезы от его слов, они сами собой бегут у меня по щекам, Фишер сразу же подходит ко мне и обнимает.
— Прости, детка. Я не хотел ругаться, — говорит он мне тихо, целуя меня в макушку. — Я просто очень хочу, чтобы ты поняла, насколько это важно для меня. Я не могу вынести мысли, что мои люди, мои братья, находятся там без меня. Они оставили свои семьи, и они готовы пожертвовать своей жизнью, сражаясь в этой войне, и мне нужно сделать то же самое. Я ДОЛЖЕН сделать то же самое. Я люблю тебя, Люси, но я должен сделать это. Пожалуйста, скажите мне, что ты поняла меня.
Я хватаюсь за него крепко-при крепко, насколько могу, и мы раскачиваемся взад и вперед, стоя на кухне, и
Глава 2
Люси
Сегодняшний день
Я полагаю это оно, да? После четырнадцати лет совместной жизни, начавшейся на нашем собственном острове, пяти боевых заданий и бесчисленных писем, которые я написала тебе, пройдя через все это, я, наконец, подошла к почтовому ящику и обнаружила там именно то, что всегда мечтала увидеть: конверт, написанный твоим почерком. На долю секунды я решила, что ты передумал, после всех тех ужасных вещей, которые наговорил мне, что это было для тебя лишь способом справиться с тем, через что тебе пришлось пройти. Я была все еще здесь на острове, Фишер. Я была все еще здесь, затаив дыхание и ожидая, что ты вернешься ко мне, хотя и сказал, что никогда не сделаешь этого. Но ты всегда говорил мне, что найдешь путь, чтобы вернуться ко мне. Из всей лжи, которую ты мне наговорил, эта была самой горькой.
В письме находятся подписанные бумаги о разводе, как ты и просил.
Надеюсь, ты найдешь, что ищешь. Сожалею, что это была не я.
Люси
Я смотрю на записку, зажатую в своей руке, на сгиб бумаги, который проходит по словам, и так перетерся, сколько раз я уже складывала и раскладывала ее, что остается только удивляться, как бумага до сих пор не разорвалась пополам. Еще видны маленькие следы от слез на растекшихся чернилах, где они попадали на страницу, когда я писала записку в прошлом году. Я помню тот день, как будто это было вчера, и боль в моем сердце не угасает, хоть я и убеждаю себя, что я в порядке, и я счастлива и двигаюсь вперед.
Я в порядке.
Я счастлива.
Я могу двигаться вперед.
Черт побери.
Окинув взглядом мою тинейджеровскую спальню, обклеенную перламутровыми обоями с крошечными розовыми розами, белую с балдахином кровать и ворсистое розовое ковровое покрытие, я понимаю, что, возможно, это не совсем то, чему я соответствую на данный момент. Но вернуться домой после своего развода, наверное, было не самой лучшей идеей, но мне просто некуда было больше идти и нечего было делать. Я работала в «Butler House Inn» с тех пор, как мы переехали на остров, когда была еще подростком, и мои родители взяли под контроль семейный бизнес. «Butler House» был наследством, доставшимся от моих бабущки и дедушки, и мои родители сплотились для его управления, как в кошмарном сне. Мне исполнилось шестнадцать, когда умерли бабушка с дедушкой, и мои родители решили начать все с «чистого листа» на новом месте, они посчитали, что именно это необходимо нашей семьи. Они выдернули меня из моей тихой маленькой жизни в городе прямо на втором году обучения в высшей школе, перевезя меня на остров, где я никого не знала. Они не предполагали тогда, что их родители после своей смерти оставили «Butler House» не в лучшем состоянии. Прошло много лет, прежде, чем мои родители смогли вернуть ему былое состояние, сберегая каждую копейку на его восстановление. «Butler House», расположенный на острове, был лакомым кусочком недвижимости, и очень многие инвесторы обращались с предложением выкупить гостиницу. Хотя родители к тому времени были уже истощены в материальном плане и физическом, и просто хотели уединения и отдыха, но им даже не приходило в голову, продать наследство нашего семейства какому-то незнакомцу.