Маяковский
Шрифт:
– Российской Коммунистической партии посвящаю.
Начал он неторопливо, торжественно: «Время - начинаю про Ленина рассказ». Но уже в следующих строках торжественная интонация сменилась интонацией личной, лирической, выдающей глубокое переживание. Поэма звучала как открытие Ленина им, Маяковским, как личное переживание, как признание своей причастности к ленинскому делу.
В образе Ленина, который постепенно возникал в поэме, очень узнаваемо, близко проступали черты живого Ильича, простого и доступного пониманию, черты товарища и вождя: ведь в зале были и те, кто знал Ленина, встречался с ним, слушал его.
С исключительной силой Маяковский
Через несколько дней поэму «Владимир Ильич Ленин» слушал московский партактив, аудитория еще более требовательная и политически искушенная. «Рабочая Москва» сообщала: «Зал был переполнен. Поэма была встречена дружными аплодисментами всего зала. В открывшихся прениях... ряд товарищей говорил, что это сильнейшее из того, что было написано о Ленине. Огромное большинство выступавших сошлось на одном, что поэма вполне наша, что своей поэмой Маяковский сделал большое пролетарское дело. После прений Маяковский отвечал оппонентам. В частности, Маяковский указал, что он хотел дать сильную фигуру Ленина на фоне всей истории революции, а не интеллигентский эстетский образ...»
Успеху поэмы в этой и, наверное, в любой другой массовой аудитории способствовало еще не остывшее чувство утраты, которое со смертью Ленина глубоко переживала вся страна, весь народ. Эта утрата с еще большей ясностью показала величие Ленина как вождя революции, как создателя и руководителя первого в мире государства рабочих и крестьян.
Задачу перед собой поэт поставил архитрудную: не только создать образ Ленина, но и дать широкий исторический фон - дать «капитализма портрет родовой», показать рождение рабочего класса; развитие и победу социалистической революции, утверждение ее завоеваний, укрепление Советской власти. И уже на этом фоне показать роль Ленина как вождя рабочего класса, партии в борьбе за торжество великих идей социализма.
Ленин вне истории, вне тех событий, которые потрясли мир в двадцатом веке, немыслим. А один из вопросов, который задавал себе и на который искал ответ Маяковский, был вопрос о том, почему Л_е_н_и_н возглавил борьбу трудящихся масс против буржуазного строя, почему он стал во главе партии рабочего класса и повел ее на штурм старого мира. Он искал разгадку _л_и_ч_н_о_с_т_и.
Маяковский прекрасно понимал, сколь велика опасность при решении такой творческой задачи свести ее к политическому пересказу событий, к голой публицистике об этом он написал и в своей автобиографии. Не случайно из многих записок, посланных ему во время чтения поэмы в Доме печати, он выбрал для ответа одну, видимо, сильно его задевшую.
«- Вот тут один товарищ спрашивает, почему я написал в стихах политграмоту. Отвечаю: для науки тем, кто политграмоте до сих пор не выучился».
В ответе Маяковского можно уловить нотку раздражения. Но когда он услышал возмущенные реплики слушателей по поводу записки, то успокоился, сказал, что вопрос вполне законный, «он сам, когда писал, все время думал о том, чтобы не впасть в голую публицистику». И совсем доверительно, как близким друзьям, добавил:
– Я эту поэму писал, оставаясь поэтом. Очень было трудно, товарищи.
Уже приступив к работе над нею, словно начинающий, почувствовал: «Как бедна у мира слова мастерская! Подходящее откуда взять?»
Поэма о Ленине - это одновременно и нравственная самопроверка. Написать
«Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше». Такой лирический зачин своею эмоциональной открытостью, своим мощным внутренним импульсом вовлекает нас в эпическое течение поэмы, прорывая в разных местах перегородки сюжета и завершаясь патетическим финалом. Но патетике финала предшествуют трагические, полные бесконечной скорби строки прощания с Лениным...
Размышляя о жизни Владимира Ильича Ленина, ища ответа на вопрос: «Почему ему такая почесть?», Маяковский углубляется в диалектику взаимоотношений вождя и массы, частицей которой считает и себя («Сквозь мильоны глаз, и у меня сквозь оба, лишь сосульки слез, примерзшие к щекам»).
Лирическое начало поэмы располагает к человеческой близости, к душевному взаимопониманию поэта с читателем. И Ленин в таком доверительном общении тоже предстает как земной, близкий и понятный человек, «совсем такой же», как все, но и не такой, не из тех, «кто глазом упирается в свое корыто», он - провидец. Ленин, как и все, имел слабости людские, но он мог охватить взглядом _в_с_ю_ _з_е_м_л_ю...
В лирическом зачине - подступы к постижению образа вождя, здесь все-таки больше вопросов, чем ответов. Главный вопрос: «Что он сделал, кто он и откуда...»? На этот вопрос отвечает история. Давняя и близкая.
«Далеко давным, годов за двести, первые про Ленина восходят вести». С этих строк и начинается эпический рассказ, куда - контрастной краской «родовому» портрету капитализма - вписывается жизнь сначала старшего брата Ленина - Александра Ульянова, казненного за подготовку цареубийства, а потом самого Владимира Ильича, пламенного революционера, политического деятеля, вождя рабочего класса.
Маяковский отнюдь не уходит ни от политики, ни от публицистики, его поэму с полным правом можно назвать и п_о_л_и_т_и_ч_е_с_к_о_й. Он предвидит, какие претензии по этому поводу предъявит пристрастная критика, но он хочет заставить звучать «могучей музыкой» слово «пролетариат», музыкой, способной «мертвых сражаться поднять». Поэт, он становится политиком в высоком смысле этого слова. Политик, он остается поэтом. Не это ли и есть черта новаторства, столь щедро и творчески масштабно осуществленная в поэме «Владимир Ильич Ленин»!
Но именно этого, к сожалению, не поняла, а в некоторых случаях и не хотела понять тогдашняя критика, которая талдычила о «раздвоенности сознания и чувства» у Маяковского, о рассудочности, о «политграмоте», о том, что поэма не представляет «шага вперед ни в области формы, ни в области углубления содержания». Известный критик А. К. Воронский, которому Владимир Владимирович читал поэму, сказал, что Маяковский не дал «нового Ленина». «Я ему ответил, что нам и старый Ленин достаточно ценен...» - пикировался с ним Маяковский. И в этой колкости сквозит не только раздражение, но и непонимание, чего же от него хочет критика. С издевкой писал о поэме И. Гроссман-Рощин, этот, по словам Маяковского, перебежчик из одной литературной передней в другую. Не удивляли выпады П. Когана, Г. Лелевича, но поэму не приняли и «свои»: О. Брик, Н. Чужак. А поэма завоевывала массовую аудиторию политической страстью, мощью образов, созвучностью чувств и мыслей поэта чувствам и мыслям народа, тяжело пережившего кончину вождя.