Маятник мести (Тихая провинция)
Шрифт:
— Чего не спишь, Леня? О чем все думаешь?
— На волю надо, — коротко ответил лейтенант.
Выря внимательно посмотрел на него.
— Что, поквитаться? — спросил он.
— Скорее разобраться, зачем и почему.
— Поговорим как-нибудь потом, — и Выря перевернулся на другой бок.
Разговор этот состоялся уже по весне. Выря о своем обещании не вспоминал, а Ремизов вскоре приобрел еще один стимул к побегу. Как-то к нему в бараке подошел высокий, мощного сложения мужик, накануне попавший в зону с последним конвоем. Верзила радостно осклабился и, протянув руку, заявил:
— Привет, земляк!
Ремизов настороженно вглядывался в новоявленного
— Что-то я тебя не припомню, — заявил Алексей верзиле.
— Ну да ты че! Суд помнишь? Я же твоим свидетелем был, Борян я, Валерка! Помнишь?
— А, вот что ты за гусь! — Ремизов понял, в чем дело. Лишившись дурацких усов и роскошной шевелюры, Борян сильно изменился, и только высоко изогнутая левая бровь напоминала прежнего Валерку.
— А ты то за что загремел? — с усмешкой спросил Алексей. — Давно?
— Да буквально через день после твоего приговора, представляешь?
Он по-хозяйски устроился на табуретке возле кровати Ремизова и принялся рассказывать свою эпопею. Со всех сторон собрался любопытный народ, с особым интересом слушал Выря.
— Я ведь не дурак, — начал рассказ Борян. — Понял, что меня уберут после суда и следов не останется. А держали меня на даче, в Лысовке, но, правда, водяры было — хоть ванны принимай! Узнал я, что на другой день приговор должны вынести, и давай водку хлестать с этими двумя, ну, теми что сторожили меня. А я их давно приучил: не пью один, и все тут, нахрен! К вечеру я их под стол свалил, карманы у обоих обшарил, а у меня еще деньги были, Нечай еще в больнице дал, прихватил пару пузырей водки и тикать оттуда. Вышел на дорогу, остановил попутку, и в город. Не в Энск, конечно, в область! Два дня бухал, как король, нахрен, все кабаки обошел, ну!.. Потом деньги кончились, а без бабок, сам знаешь… Ни друзей, ни денег. С похмелюги сцепился с каким-то азербоном да невзначай ему голову бутылкой проломил. Три года! Хорошо еще этот придурок выжил, а то совсем бы загремел… Вот такая мотня!
Борян огорченно вздохнул и понурил голову.
— Так это он у тебя главным свидетелем проходил? — спросил со своей кровати Выря.
— Да, — подтвердил Ремизов и спросил у Боряна. — Ну, а теперь расскажешь, как на самом деле было?
— Нальешь стакан, расскажу, — засмеялся тот. — А то глотка совсем иссохлась, говорить трудно.
Ремизов переглянулся с Вырей, тот чуть заметно кивнул головой, и Алексей двумя пальцами извлек из-за тумбочки небольшой запаянный полиэтиленовый пакет. В нем помещался как раз стакан спирта. Один из шестерок сбегал за водой. Борян чуток воды плеснул в кружку со спиртом, залил обжигающую жидкость себе в глотку, а уж потом отправил вслед остальную воду, тушить разгоревшийся пожар. Отдышавшись и вытерев слезы, он принял из рук Ремизова папиросу и, сделав первую затяжку, заявил:
— Уж забыл, когда в последний раз водку пил. Эх, сука, что за жизнь пошла!
По нему было видно, что алкоголь пошел хорошо, глаза заблестели, лицо стало наливаться малиновым оттенком.
— Ты рассказывай давай, не в ресторане, — напомнил ему Выря.
Борян кивнул головой, еще раз глубоко затянулся и начал вспоминать.
Когда Борян, допив остатки спирта, ушел к себе, Ремизов еще долго сидел неподвижно, повторяя короткую, странную кличку: Нечай.
— Шелупонь этот твой Борян, — проворчал Выря, устраиваясь поудобней на кровати и даже позевывая. — Завтра похмелиться прибежит, ты его сразу отшей. Слышь, Лень?
Ремизов
— На волю мне надо.
Выря пальцем показал на свои уши и ответил как в прошлый раз:
— Потом поговорим.
ГЛАВА 22
Время двигалось медленно, но неумолимо. Пошел второй год срока лейтенанта Ремизова. Волей и не пахло. Незаметно подкралась осень, отзвенели последние деньки бабьего лета, пошли заунывные серые дожди. Холода в этих северных местах наступали раньше, чем в Энске. Хмурая погода и чавкающая под ногами грязь еще сильней угнетали психику осужденных. Чаще стали вспыхивать ссоры и драки, порой по малейшему и самому глупому поводу. Нависла угроза и над самим Вырей. С очередным конвоем в зону прибыл некто Урал. По тому, как забегали перед новеньким шестерки, Ремизов понял, что вновь прибывший — человек влиятельный. Высокий сутуловатый мужчина с длинным лицом, на котором особенно выделялись темно-карие глаза и крупные губы, с постоянной усмешкой, Урал высокомерно принимал поздравления с прибытием.
— Вот сука, опять нас с ним судьба свела, — услышал Ремизов голос Выри.
— Кто он? — спросил Алексей.
— Медвежатник, деловой. Два раза нас судьба сводила, но в третий — я чувствую, уже не разведет. Леня, надо его убрать.
Ремизов покосился на Вырю. Лицо у пахана было встревоженное, глаза светились ненавистью.
— За что? — спросил Алексей.
— Нутром чувствую, что стукач, а доказать не могу. Актер! Ну, вот хоть убей, не верю я ему.
— А он знает?
— Да, — Выря отогнул ворот рубашки и показал на шее застарелый шрам.
— Его работа.
Начал Урал круто. На вечерней поверке он безо всякого повода выругал матерно дежурного офицера, за что был избит дубинками и отправлен в карцер. Вышел он оттуда через десять дней, с той же нахальной улыбкой и безмерно возросшим авторитетом.
— Вот, посмотри, из карцера пришел, а как с курорта, даже не чихнул, — прокомментировал старый уголовник.
Ремизов поневоле согласился. Каменный, неотапливаемый мешок и летом вытягивал из организма все соки, а поздней осенью, и подавно. А вскоре в карцер попал сам Выря. На утреннем разводе объявили, что он снимается с должности и переводится на погрузку шпал. Выря был просто обязан отреагировать на подобное унижение, что он и проделал, может быть, не так эффектно, как его главный враг, а затем отправился на правеж.
Из карцера Выря вернулся через десять дней уже с температурой и прямиком отправился в лазарет. Навестивший его Ремизов сразу отметил частый глубокий кашель, сотрясавший тело старого уголовника. Тот явно похудел, даже по лицу чувствовалось, что его мучает температура, глаза блестели лихорадочным огнем.
— Идика, зема, погуляй, — Выря спровадил единственного соседа по палате. Алексей в это время выгружал подарки: пару пачек чая, сигареты, стакан спирта в неизменной мягкой упаковке.
— На мое место, конечно, Урала сунули? — первым делом спросил пахан.
— Да, — подтвердил Ремизов, — часть артельщиков уже на него работает.
— Так и знал! — тут Вырю скрутил очередной приступ кашля, но, чуть отдышавшись, он сразу перешел к делу. — Леня, надо его убрать. Я устрою тебе побег, но перед этим ты замочи Урала.
Ремизов думал недолго. Цена свободы была велика, но есть ли цена у свободы?
— Хорошо, — сказал он пристально наблюдающему за ним пахану. — Я согласен. Что надо делать?
Через два дня к мастерской, где работал Ремизов, подъехал самосвал