Маятник Судьбы
Шрифт:
Моя рука напряглась в поисках опоры и провалилась сквозь ил.
Кикимора захохотала, заквакала. Один прыжок – и она исчезла в туман.
– Как ты себя чувствуешь, эльф? – спросил Иоахим. – Выглядишь ты неважно.
Что-то сыпалось справа от меня – очень близко. Слишком. Я знал, это рассыпается мое плечо. Оно начало гнить еще несколько недель назад, когда мы только вошли в эти болота.
Военный лекарь присыпал его порошком и велел держать в тепле. Легко сказать… Впрочем, на болоте не холодно. Ил – словно теплая постель.
Я не хочу домой.
Я ничего не хочу.
Сержант посоветовал мне присыпать плечо порохом, а не лекарским порошком. Помогло… Жаль, что у меня нет сейчас пороха.
– Ты понимаешь, где ты, эльф? – спросил Иоахим. Голос его раздавался издалека, словно далекий крик. Архивампир стоял прямо передо мной, глядя сверху вниз.
– Слышишь шаги?
Он наклонился. Но человек не может согнуться так низко, чтобы взглянуть в глаза тому, кто наполовину сгнил в болотной воде.
– Ты слышишь шаги, эльф?
Да, я их слышал. Они разбудили меня – заставили проснуться, снова вспомнить про боль и про то, что я хочу вернуться домой.
Только не сейчас.
Позже. Пройдет час, какие-то полчаса – и я усну совсем и не смогу вас видеть, ни одного, и вы не сможете увидеть меня.
– Шаги все ближе! – говорил Иоахим. – Я же сказал, что стану всесилен. Я вернул тебя в этот день, в это мгновение, которого ты боишься больше всего.
Только не просыпайся. Представь, что шаги – они где-то вдали, тебя не касаются. Это прохожий идет по мокрой от дождя мостовой, а ты спи.
Больно. Почему мне так больно?
Я не хочу вставать.
Ил чавкает и кричит, точно живая тварь. В левой руке у меня что-то зажато – что? Я не могу поднести ее к лицу, но я хорошо помню.
Парадный погон.
Добро пожаловать на смотр, эльфийский офицер.
Смех – все смеются, почему они смеются надо мной? Зачем они это делают?
Я различаю голоса орков. Их шесть. Я не вижу их лиц, но знаю каждого, смогу узнать в тысячной толпе – я навсегда их запомнил, много лет назад.
Все повторяется – это лишь страшный сон, который мне снится, и чтобы он кончился, я должен заснуть.
Я хочу спать – лечь и никогда больше не просыпаться.
Иоахим закричал.
Крик его разорвал небо и землю, ослепительным лезвием обрушился на мое тело и разрубил надвое. Я поднялся – быстро, одним движением., словно мощная волна подхватила меня и поставила на ноги.
Боль исчезла – одна пустота внутри. Энергетический столб бил в меня, как теплый проливной дождь в фруктовом саду в моем родном поместье.
Я выпрямился – мне казалось, что сотня хищных гиппопотамов прошла по моему телу и раздавила. Но мне было хорошо – так хорошо, как бывает только у себя дома.
Иоахим корчился на полу между деревянными бочками и стеллажами. Свет гнилушек падал на его фигуру, словно на небе взошло туманное зеленое солнце.
Он лежал – я стоял, поэтому я присел перед ним.
– Все кончено, – сказал я. – Прости за то, что фраза не очень оригинальная. Но герои-мужчины никогда не говорят оригинальных фраз, это привилегия женщин. Не знаю, почему, но таков уж закон жанра.
– Что произошло? – спросил Иоахим.
Голос его был едва различим – или я читал его мысли?
– Все кончилось. Ты вернешься туда, откуда пришел. И знаешь – там не так-то уж плохо по сравнению с гнилым болотом Лернея.
– Я забрал твою душу, – прошептал Иоахим. – Я держал ее в руках. Я чувствовал себя всесильным… Что же произошло?
– Не ты взял мою душу, – сказал я. – А я отдал ее. Здесь есть большая разница.
– Это слова, эльф…
– Нет. Это секрет отношений между людьми. Они крепки только тогда, если оба только берут друг у друга. И ничего не дают взамен. Как только кто-то один начинает отдавать, жертвовать собой – все, связь между ними рушится навсегда.
– Вздор, эльф… Как могут оба брать и ничего не давать? Это же невозможно… Невозможно и бессмысленно…
Его тело дернулось, и огненный столб взвился к потолку.
– Ты прав, Иоахим, – согласился я. – Бессмысленно и невозможно. Две основные характеристики нашей жизни.
Я выпрямился.
Больше мне ничего не оставалось делать. Погреб был пуст. Иоахим Владек, великий архивампир, вновь провалился в преисподнюю и уже никогда не выйдет оттуда. Тадеуш, его далекий праправнук, вернулся в свою мансарду, к стихам и мечтам, оставив свое стремление к власти. Курт Тидволл заковылял навстречу новым приключениям, но, слава богу, они меня не касались.
Было еще одно дело, которое следовало закончить, но я никак не мог сообразить, в чем оно заключается. Я поднял с пола маленький веник и аккуратно прислонил его к каменному столу, как он стоял раньше, убрал две наполовину пустые бутылки нектара, прошелся вдоль рядов полок, убедившись, что влажность и температура в погребе в точности соответствуют тем, которые необходимы для хранения.
И все же я что-то забыл, какую-то пустяшную мелочь. Я вспомнил об этом, когда уже подходил к дверям, держа в каждой руке по полупустой бутылке.
Франсуаз – ну конечно! – можно уже ее вернуть.
– Френки, – негромко произнес я.
Белое облако серы распушилось передо мной, и из него выступила демонесса. В правой руке девушка держала маленькое фарфоровое блюдце, на котором красовался кусочек масляного пирожного, в левой – тонкую чашечку травяного чая.
– … Конечно, он не хотел отпускать меня, – говорила Франсуаз.
Она сделала маленький, изысканный глоток – такого не хватило бы даже пьяной вдрызг мокрице. Однако демоны – народ, который ценит традиции и пристойность. Поэтому, оказавшись среди своих блаювоспитанных родственников, Франсуаз любит блеснуть светскими манерами.