Майерлинг
Шрифт:
Наступило довольно тягостное молчание. Слово было брошено не на ветер. Наследный принц изучающе посмотрел на кузена. Но тот не собирался бросаться головой в омут. У него был свой план действий, и он сменил тему разговора.
Рудольф начал терять терпение. Он чувствовал себя игрушкой в умелых руках Ганни. А тот, приказав принести вина, принялся рассуждать о трудностях, которые ждут того, кто взял на себя руководство большим идейным движением.
– Можно вообразить, мой дорогой, что управляешь ходом событий. Ничуть не бывало! Идейное движение не есть нечто однородное, это амальгама различных элементов. Одни так пассивны, что их надо понукать к действию; другие рвутся вперед, проявляют излишнюю
Он долго рассуждал на эту тему, постепенно приближаясь к самому важному. Рудольф, понявший это, не прерывал его. Он пил вино, слушал, и в душе его медленно рос гнев по мере того, как ему становилось все яснее, куда клонит его кузен.
Неожиданный инцидент прервал тонкую игру эрцгерцога. Непонятный, но отчетливый шум послышался в квартире. Рудольф вскочил на ноги и инстинктивным движением схватился за карман панталон, где был револьвер.
– Что это? – раздраженно спросил он. Эрцгерцог, сделав ему знак оставаться на месте, уже бежал к двери, за которой и скрылся.
Рудольф держал руку на револьвере. Шум некоторое время еще продолжался, временами усиливаясь, потом все смолкло. Прошло несколько минут. Эрцгерцог вернулся. Его обычно бледное лицо порозовело. Глаза оживились. Он улыбался.
Но принц больше не мог сдерживаться. За время, что он ждал, гнев его достиг предела, и тон, которым он начал говорить, уже не был дружеским.
– Что происходит? Здесь находятся какие-то люди, и ты их специально позвал!
Это было произнесено суровым, повелительным голосом. Иоганн Сальватор сразу понял ситуацию. Он решил держаться твердо, но со свойственной ему изворотливостью ответил с почти комическими нотками в голосе:
– Это как раз те, кто рвется вперед!.. Я уже говорил, что их трудно призвать к терпению.
– Чего ты, в конце концов, хочешь? – закричал Рудольф. – Что ты обещал этим людям?
– Я обещал, что они увидят тебя. Больше ничего. От тебя не потребуется ни одного слова, которое могло бы скомпрометировать твою драгоценную репутацию. Скажи какую-нибудь банальность вроде: „Господа, я счастлив приветствовать вас. Вы и я разделяем один и тот же идеал“. Слово „идеал“ ведь нравится тебе, оно из твоего словаря. За это слово никто не может быть арестован. Только для мудрецов Хофбурга в этом слове есть нечто подозрительное. В конце концов, ты можешь на это отважиться. Большего я не прошу. Но если и это для тебя слишком, то хотя бы покажись им.
Такая манера говорить вместо того, чтобы успокоить, повергла Рудольфа в еще большее раздражение.
– Я разгадал твою игру, обманщик, – сказал он. – Одному Богу известно, что ты выделывал за моей спиной и что обещал от моего имени. Ты готовишь переворот. Ты уверил своих сообщников, что в нужный момент я возглавлю их, что они действуют в моих интересах и вместе со мной… Как далеко ты зашел? Я этого не знаю, но ты мне сейчас изволишь все сказать. А пока тебе надо было доказать твоим „нетерпеливым“, что ты не один, что ты слов на ветер не бросаешь, что я готов взять тебя под свою „крышу“. И ты смел подумать, что можешь использовать меня как марионетку, которую выталкивают на сцену, не спросив, хочет ли она этого. Так вот, ты ошибся, в твои сети я не попадусь…
Он ходил взад-вперед, лицо его было напряжено. На мгновение он замолчал. Но эрцгерцог не воспользовался паузой. Он решил не отвечать в том же духе и благоразумно дал Рудольфу излить свой гнев.
– Что ты замыслил? – продолжал
Эрцгерцог заговорил самым спокойным тоном:
– Ей-богу, ты знаешь, чего стоит поддерживаемый у нас внутренний мир, и мне не составило бы большого труда толкнуть империю на грань развала. Она уже на этой грани. Когда ты спокоен, ты того же мнения, что и я. Зачем же гневаться? Я люблю свою страну, и меня охватывает ужас, когда я вижу, куда привело ее недалекое правительство. Нас ожидают катастрофы. Мы катимся к бездне. И ты разделяешь мою точку зрения. Что же нас разнит? Я говорю: „Если мы хотим спасти империю и корону, надо действовать, и без промедления. Завтра будет поздно. Поднимется ураган, и мы все погибнем в его вихре“. А ты, уверенный как и я, что настоящее положение чревато катастрофой и не может долее продолжаться, повторяешь: „Поговорим потом о том, что нас ожидает, вернемся к этому еще раз…“ – и так до бесконечности. На большее тебя не хватает. Но, Рудольф, время речей прошло, понимаешь ли ты это? Бездействовать слишком легко, слишком удобно. Чего еще выжидать? Смерти твоего отца? При его крепком сложении он может прожить еще два десятилетия. И ты готов ждать двадцать лет в то время, как народы двуединой монархии смотрят на тебя, ожидают от тебя своего спасения? Если уж кто-то наделен терпением, так это ты! Ты в свою очередь хочешь превратиться в старика, которого больше ничего не интересует, кто похоронил все свои идеалы. Что до меня, я не соглашаюсь на такое самоубийство.
Рудольф оставался неподвижен. Все, что он услышал от эрцгерцога, он говорил себе сотни раз. Но для него эти слова так и оставались словами. И вдруг теперь они приобрели конкретную реальность. В этой квартире находились приведенные его кузеном незнакомцы. Он не мог думать ни о чем другом. Гнев снова вскипал в душе. „Как они со мной обращаются?“ – спрашивал он себя.
– Кто там находится? – резко бросил он. – Сейчас я не хочу обсуждать твои идеи. Я хочу знать, кто эти люди.
Эрцгерцог пожал плечами.
– Ты Действительно настаиваешь? Это офицеры. Думаю, что с некоторыми ты знаком. Если желаешь, я приглашу их одного за другим в эту комнату. Вы сможете побеседовать.
– Я не хочу их видеть! – Вскричал в отчаянии принц. – Я только хочу знать их имена.
На этот раз эрцгерцог решил сменить тон. Подчеркнуто холодно он сказал:
– А вот этого я тебе не скажу. Рудольф угадал тайную мысль своего кузена. С угрожающим видом он двинулся к нему.
– Ты позволяешь себе…
Иоганн Сальватор не двигался с места.
– Мне кажется, ты теряешь голову, – сказал он. – Возвращайся к себе. Воздух Хофбурга больше тебе подходит. Здесь тебе нечего делать.
Принц побледнел. Он поднял руку. Собирался ли он ударить своего кузена?.. Но сдержался, сделал несколько шагов и упал в кресло.
Наступила долгая тишина. Рудольф не поднимал глаз. Как в кошмаре, он видел глубокую яму, в которую падал, постепенно увязая в удушливой тине… Другая картина возникла перед его закрытыми глазами. В хорошо знакомом ему кабинете Хофбурга – офицер с револьвером в руке, офицер, похожий на него как две капли воды… Из соседних комнат и коридоров доносится сильный, но неотчетливый шум. Моментами можно расслышать: „Да здравствует император Рудольф!“ А офицер, наклонясь к старику с побелевшим лицом, протягивает лист бумаги и требует: „Подписывай!“ Рудольф вздрогнул, настолько реальной была представившаяся ему картина.