Майкл Джексон (1958-2009). Жизнь короля
Шрифт:
Высшей точкой этого разгула было, когда одна из девушек Билла Брэя пришла к Кеннету Чою и заявила:
— Слушайте. Мой парень контролирует Майкла Джексона, а я контролирую своего парня. Так что, если хотите, чтобы концерты в Корее состоялись, дайте мне что-нибудь.
— Ну, и что вы хотите? — спросил Чой. Женщина минуту подумала:
— Как насчет пятьсот шестидесятого «Мерседеса», который припаркован на вашей стоянке?
Он ваш, — сказал Чой и передал ей ключи.
Девушка уехала на новом «Мерседесе».
«Корейцы покупали подарки всем, кто был вообще знаком с Майклом в надежде, что это будет тот человек,
Наконец Кеннету Чою удалось встретиться с ним. Кэтрин взяла его с собой на церемонию вручения премии Soul Train. Когда она представила его сыну, он упал на колени и поцеловал Майклу руку. «Мой народ нуждается в тебе, — сказал он. — Ты должен выступить в Корее. В конце концов, Япония два раза нападала на мою страну, а ты выступал там два раза. Ты даже держал на руках японского младенца». Майкл был ошеломлен. «Мой народ должен увидеть тебя», — повторил Чой и, достав видеокамеру, начал снимать Джексона. Вскоре эта запись была распространена в Корее по телевидению с обещанием, что он приедет в Корею.
В июне 1989 года, измученный тем, во что его втянула семья, находясь под давлением всех окружающих и, возможно, испытывая чувство вины из-за принятых подарков, Майкл подписал контракт на четыре шоу в Корее в августе. Он должен был петь только четыре песни и попурри с братьями. Остальное шоу — без него.
В автобиографии Майкл написал: «Мне пришлось остерегаться людей, окружающих меня. Мне напомнили старую песню Кларенса Картера Patches, где старшего сына просят позаботиться о ферме после смерти отца, и мать говорит, что теперь все зависит от него. Ну, мы не были испольщиками, и я не был старшим, но на мои хрупкие плечи взвалили все эти заботы. Мне почему-то всегда было очень трудно отказывать семье и другим людям, которых я любил. Меня просили сделать что-то или позаботиться о чем-то. и я соглашался, даже если мне казалось, что я могу не справиться».
Майкл писал не о корейском эпизоде (это было уже после публикации книги), но эти слова очень подходят.
«Я делаю это ради Кэт», — сказал он о сделке с корейцами.
«Из всех членов семьи Майкл ближе всех к Кэтрин, а она ближе всех к Майклу, — считал Тим Уайтхед, ее племянник. — Так уж повелось. Все в семье знати, что он все сделает для матери, а она — для него».
Семья была в приподнятом настроении. Наконец-то Майкл дал согласие на корейские концерты. Никто, однако, не получил вознаграждения, потому что Майкл сам принял это решение. «Он должен получить миллион долларов, — полагал один из его друзей, — за то, что решился на корейские концерты». До сих пор Майкл не знает, что была обещана награда тому из членов его семьи, кто обеспечит его услуги.
Когда договор был подписан и пришло время передавать обещанные миллионы Майклу, преподобный Мун, который спонсировал всю эту затею, наконец вмешался и решил, что заранее оговоренная сумма слишком велика для него. По словам Джерома Говарда, Мун хотел снизить ее до восьми, потом до семи, пяти, четырех с половиной и, наконец, до двух с половиной миллионов. Сделка полностью распалась.
«Наконец-то получив Майкла, корейцы не вовремя проявили жадность, — отмечал Говард. — Они заявили, что он нарушил условия сделки, по его словам, корейская
В результате Segye Times Inc., которая финансировалась Муном, подала в суд на Майкла. Мун хотел вернуть себе все деньги и подарки. В деле также фигурировали Джозеф, Кэтрин, Джером Говард, Джермен Джексон и Билл Брэй. Майкл и свою очередь подал иск к Segye Times Inc. на восемь миллионов долларов, говоря, что не вернет подарков и не потребует этого от всех остальных. «Я даже не знал, что происходит, — сказал Майкл. — Все, что я знаю, — я продолжал говорить «нет». Но никто в моей семье не принимал этот ответ. И посмотрите, что произошло».
По словам Майкла, Кеннет Чой сказал ему сначала, что повод для визита Майкла в Корею — вовсе не концерты, а «посещение детей в больницах и приютах, поездка на Гуманитарный фестиваль и получение высокой награды от президента страны». После того как он согласился на это, Чой стал давить на него, упрашивая еще дать несколько концертов. Майкл также заявил, что не знал о связи Чоя с Объединенной церковью и подарки, которые он получал, были даны ему, чтобы «создать благоприятные условия для переговоров о моих услугах». Чой обещал, что переименует Манхэттенский центр на Пятидесятой улице между Седьмой и Восьмой авеню в Нью-Йорке в «Центр искусств Майкла Джексона». Но оказалось, что Чой и Segue Times даже не были его владельцами.
«Вы должны понять меня, — объяснил Кеннет Чой в январе 1991 года. —- В моей стране отцы, сыновья и братья очень близки между собой. Я думал, Майкл близок со своим отцом и братьями. Я полагал, что веду дело с его отцом и братьями, потому что этого хотел он. Его служащие говорили мне, что «он не имеет дел со своей семьей», но я не верил этому, думал, они ревнуют и стараются помешать мне. Наконец, когда я впервые увиделся с Майклом, он сказал мне: «Да, это правда. Я люблю свою семью, но никогда не веду с ними дел». Я не мог поверить этому! Я вел дела не с тем человеком, он (Джозеф) не имел влияния на Майкла. Но было поздно. Вред был нанесен. Я потерял лицо в своей стране. Я был унижен. Мы все равно любим Майкла Джексона, — заключает Чой. — Он не сделал ничего плохого. Моей миссией остается привезти Майкла в Корею».
Среди участников корейского турне было много разногласий в том, «кто виноват», но большинство обозревателей и служащих Майкла соглашаются в одном: этого бы не случилось, если бы Фрэнк Дилео был его менеджером. Скорее всего он, не будь уволен через три дня после того, как впервые узнал о сделке, положил бы этому конец сразу. Раньше Фрэнк пресекал множество планов с участием семьи до того, как они доходили до Майкла. Он всегда контролировал его сделки, и большинство членов семьи, особенно родители, не любили его за это.
Даже Джон Бранка не смог защитить Майкла от всего случившегося, потому что к тому времени, когда тот обратился к нему за советом, он практически решился подписать договор. Многим обозревателям казалось, что Майкл, еще более подозрительный, чем обычно, начал терять доверие к Бранка.
Джексоны всегда на публике были сторонниками идеи, что нет ничего важнее семьи. Однако в 1989 году возникли проблемы с тем, как Джексоны обращались со старшим поколением близких: отцом Джозефа Сэмюэлем Джексоном и матерью Кэтрин Мартой Бриджес. Им обоим было по восемьдесят два года.