Майн кайф
Шрифт:
Скачет конячье ржание.
В море музыки, при почти полном отсутствии света во время медленного танца, все уподобляются водорослям. Есть чудеса на свете, а сколько их во тьме. Держитесь крепче и не теряйтесь.
Будет в конце песни свет, а потом даже жар: трюх, трюх, трюх – разгорелся наш утюх. Танцуют ВСЁ.
Счастье вдруг, в тишине, постучало в двери. Верю и не верю. Здесь помню… здесь не помню.
Наполним алым ёмкости сердец, с растворённой там радостью и быкнем или бибикнем
И не собьёмся с него. И от следующей рюмы – глаз изморозью и искрой задорной.
А не желает ли этот субчик отведать фирменный супчик тёти Фимы?
Не было ещё в нашем обиходе слова "субкультура", но зато мы знали, что такое "СУПкультура".
Все нормальные хозяйки могли их готовить. Закусывайте, родненькие, закусывайте. Нам ещё ого-го…
Праздник, бухая своим размахом-разбухом, оккупирует новые территории. И вот уже в углу, в подъезде, поцелуй плющит и душит маленькую девушку, а она и не думает просить помощи.
Даже напротив, соединила рукава платья на шее у него.
Этот хирург пластический точно сделает ей операцию по изменению формы губ. Ну и ладно, лишь бы смогла она потом ими принять ещё одну рюмочку.
Песенный перебор… пережар, перекомфорт в этой тесной инфузории– кухоньке, где только и разбежаться-то можно таракану, и то препятствий столько, что только и гляди, чтобы не успели приладить на спину тапочек, порвав хитиновый камзол по швам. Но сейчас не до него.
На воздух. Как будто кричит вентилятор, крутя своими лопастями– язычищами, выталкивая всех за дверь.
А тут вдарим гитарой по песне, и она завизжит вдоль по улице. Призрачно всё в этом мире бомжующем.
Заметался гитарный взззвяк между солистами из-под корявых сучков пальцев, как нетрезвый прилипчивый официант. Истошностью вылился крик, таскаемый эхом звучной ночи по просторам околотка.
Праздник раскалился яростным вольфрамовым припёком-припевом, который выучили наизусть, и знают, что слово из песни – выкидыш, поэтому подхватывают все. И глотка песне не помеха.
Ох ни… я себе, куда мы утянули ноту своими доставучими голосами, а потом опрокинули эту высокую неконструкцию прямо в тишину.
Уже и звёзды злыми волчьими глазами скалят за то, что уже достали мы всех в этой вселенной.
А кому-то потом бессонница. Сон, как престарелый кот, уходит от погони злых, дурных молодых псов, ночным дозором патрулирующих все промежности улиц.
И где искать спасения?
Кануна накануне. Оргмероприятия по отходу в сон дали где-то сбой.
Бессонница, прикинувшись нянечкой-надомницей, оказалась просто бесстыдницей, бесовницей и развратницей. Давай толкать неприличные сюжеты на уже почти в спящем режиме находящийся экран.
Наиздевавшись, натешившись, бросила.
И уже когда в окно глядел измученный, бледный четвёртый час, нашёлся блудный сын – сон.
Но и он оказался без золотой жилы бодрости, только тщательно перебранные терриконы пустой породы.
День ещё более явно вычертил на графике "дно", если даже не двойное.
Есть такая фигура в техническом анализе при торговле на бирже, когда ситуация тычет пару раз в один уровень и наконец разворачивается.
Как товарищ Остап Бендер Кисе Воробьянинову: двойное "НА".
Вот тебе за девочек. Вот тебе за милицию.
Если все мы где-то пуповиной связаны в одно целое и оно живёт по принципам нам подобным, то я попал в ситуацию, когда некий перебор негатива должен быть через "канализацию" удален из оперативной памяти.
И я, видимо, оказался на этот раз в порядке очереди той самой сливной воронкой.
Уже на выходе из дверей квартиры заклинил замочек на верхней одежде и пришлось снимать её через голову. Потом этот же трюк повторился вечером уже на другой одежке.
На почте не оказалось извещения о высылке мне важных документов.
Продолжается тянучка времени… за крайнюю плоть.
Позвонив другу на работу днём, услышал обнадёживающий ответ: приходи, я на месте, вопросов нет – сделаем.
Двинулся в путь и, уже достигнув цели, ещё раз набрал номер телефона у проходной.
Нет вопросов. Просто некому их задать. Приятель частенько забывает телефон в другом помещении.
Сквозь низкопотолочный, барачного типа коридор погоды – в обратный путь.
Серый цвет в избытке не радует.
Тучи бреющий полет заходит на посадку, как будто с космических высот, и такое впечатление, что сейчас из её грузового отсека начнётся метеоритный дождь.
Или, того хуже, начнёт падать мелкий мусорный металл, прихваченный на околоземной орбите, или в крайнем случае вывалится вода, утяжелённая дейтерием…
Она тычет своей тушей, постоянно уменьшая клиренс, в высотные домонаслоения.
Тяжела туча мономаха…
Связан я погодой, как язык, взятый в плен. Кляпом во рту у меня эта туча, и она оттёрла меня от рационального восприятия действительности.
Я правлю своими действиями, как пилоты воздушным судном в сплошном фронте облаков.
Попутные мысли просто пытают, стуча копытно, путая, сбивая с пути.
Куда кривая выкривит? Да скорее снова в колею… Из звёздного масштаба забилась в утлое улиточное убежище молекулярной сущности.
Мышцы не совсем понимают замысел.
Я тоже. По воздушным ямам ломаю себе ноги, чувствуя пропасти, в которые лечу вверх тормашками и давлюсь блевотиной, как когда-то в детстве пробовал на вкус полёт в "кукурузнике".