Майн Рид: жил отважный капитан

Танасейчук Андрей Борисович

Видно, что эта картина произвела глубокое впечатление на молодого офицера, детали ее были живы в его памяти еще много лет спустя. В военных записках Рида есть упоминания и о других событиях. Он пишет об угрозе эпидемии оспы на острове, о докучавших его обитателям насекомых и скорпионах, о шторме, который они здесь пережили, об отношениях между моряками и пехотинцами. Но эти подробности он, к сожалению, только упоминает, надеясь вернуться к ним позднее. Намерение свое он не осуществил — смерть помешала дописать мемуары о войне.

Осада Веракруса и «Записки стрелка в цепи»

Американские войска покинули остров в первых числах марта 1847 года. Несколько дней шла погрузка на корабли, стоявшие на якорях у острова. Когда она закончилась, транспорты двинулись в сторону Санта-Круса. Довольно скоро вся эскадра переместилась на сотню миль южнее — к островку под названием Пунта де Антон Лизардо. Подле него была надежная якорная стоянка, он располагался в прямой видимости, но вне досягаемости батарей Санта-Круса и пушек крепости Сан-Хуан д’Уллоа, что находилась напротив города и охраняла вход в порт.

Рид никогда не чурался, очевидно, чрезмерной

по литературным вкусам наших дней, живописности и в своих воспоминаниях писал: «Часовой, стоявший на посту за массивным крепостным парапетом Сан-Хуан д’Уллоа, должен был видеть огромное число самых разнообразных судов у берегов, обычно весьма редко навещаемых моряками — не менее необычным были и их грузы и люди, которые находились на их борту; в дополнение к десятку кораблей под флагами разных стран, — некоторые из них стояли на якорях у самой крепости или чуть дальше — под защитой острова Жертвоприношений — в море находилось множество иных судов, они не стояли на якоре или в гавани, а постоянно перемещались, оставаясь вне пределов досягаемости орудийного выстрела: корабли эти были самых разных размеров и типов — шхуны, бриги, барки, фрегаты — от двухсотгонного шлюпа до корабля водоизмещением в несколько тысяч тонн. Хотя каждый из них сидел в воде по ватерлинию и был тяжело нагружен вооруженными людьми в мундирах и военным снаряжением, это были не военные корабли; но самые большие из них вмещали по целому полку, те, что поменьше — половину, а другая половина помещалась на другом — рядом идущем судне, иные вмещали только две-три роты — но все они были нагружены под завязку. На некоторых разместились кавалеристы со своими лошадьми, на других — артиллеристы со своими пушками и зарядами; но большинство судов были загружены самыми разнообразными предметами военной амуниции: палатками, фургонами и всем тем, что числится по ведомству квартирмейстеров и комиссариатов по снабжению. Едва ли на двадцать транспортов приходилось по одному боевому кораблю; но военные суда были — они возглавляли и конвоировали группы транспортных судов, препровождая их в заранее определенное место».

Рид пишет о сотнях транспортных и военных кораблей, изготовившихся для высадки на мексиканский берег. Вероятно, он преувеличивает общее их количество, но, безусловно, прав, предполагая, что эти воды «никогда не видели такого множества разнообразных судов, как 9 марта 1847 года».

К тому времени, когда Рид взялся писать воспоминания об американо-мексиканской войне, с момента событий минуло почти четыре десятка лет, но даже спустя так много времени он не мог сдержать восхищения: «Взятие Веракруса стало событием, достойным и армии, и флота Соединенных Штатов, потому что оба они принимали в нем участие; это событие замечательно не только проявленной храбростью, но и стратегическим мастерством. В самом деле, это было одно из тех сражений, в которых отвага была укреплена разумом и даже хитростью и последнюю особенно демонстрирует то, как была произведена высадка.

Флот, как уже говорилось, находился у Антон Лизардо и с каждым днем умножался. Когда, наконец, на якорные стоянки встали все ожидавшиеся суда и были сделаны все необходимые приготовления к высадке на землю Монтесумы, мы стали ждать благоприятного ветра. Я не помню, сколько у нас было паровых судов, но думаю — не больше двух или трех. Если бы в нашем распоряжении был хотя бы десяток пароходов, высадку можно было бы произвести и раньше.

Тот день настал, когда подул нужный нам ветер. Легкий южный бриз, дувший с моря прямо в сторону Санта-Круса, поднялся еще до рассвета, и с первыми лучами солнца все пришло в движение. У каждого транспорта и подле некоторых из боевых кораблей можно было видеть одну или сразу несколько больших весельных лодок свинцового цвета… в них по веревочным лестницам спускались вереницы людей и занимали места. Эти люди были солдатами в мундирах в полной боевой готовности — с ранцами за спиной и сумками на боку, с полными патронташами и ружьями в руках. В полном порядке они спускались с кораблей в лодки, и каждое подразделение занимало в ней строго отведенное ей место — словно на параде. Если в лодке оказывалось сразу две роты (многие из них вмещали до двухсот человек. — А. Т.),то одна занимала банки в носовой ее части, а другая располагалась на корме, а четыре офицера каждой (капитан, первый лейтенант, второй лейтенант и субалтерн [23] ) занимали соответственно свои места. Но, кроме солдат, в лодках была еще и команда из матросов.

23

Субалтерн — (здесь) младший офицер в роте.

С корабля, на котором находился главнокомандующий, раздался выстрел: это был сигнал сняться с якорей у Пунта де Антон Лизардо, и не успело затихнуть еще его эхо, как одно судно за другим начали распускать свои паруса; а затем друг за другом, направляемые опытными капитанами, они проходили узким проливом через коралловый риф и устремлялись прямо к обреченному городу Веракрус.

Отлично помню, какие чувства я испытывал, направляясь к берегу, как сильно я восторгался стратегией высадки. Не знаю, кто ее разработал, но едва ли этот блестящий план мог зародиться в голове Уинфреда Скотта; последующее мое с ним знакомство убеждает, что как военный он не отличался талантами. Не вдаваясь в подробности, сообщу, что позднее имя этого человека неизменно соседствовало с прозвищами «Суета и напыщенность» и «Торопливая тарелка супа». Но, кто бы ни планировал операцию, он заслуживает самой большой похвалы. Ему удалось провести противника, который решил, что мы высадимся на берегу прямо напротив Пунта де Антон Лизардо. Исходя из этого, он направил все имеющиеся у него силы к этому предполагаемому месту. А когда наши корабли внезапно повернули и устремились прямо к Веракрусу, как ястребы на добычу, противник увидел, что совершил ошибку. Дорога от Веракруса к Антон Лизардо идет вдоль берега

и пересекается множеством речек и ручьев, а мосты повсеместно отсутствуют. Чтобы миновать их в безопасности, необходимы многокилометровые обходы — их так много, что даже самые быстроногие лошади доберутся до Веракруса медленнее, чем самые тихоходные из наших кораблей — и мы очутились там раньше. Перед нами не стояла цель войти в порт — так мы попадали под огонь его батарей; еще хуже, если бы мы оказались под огнем пушек крепости Сан-Хуан д’Уллоа. Нашей целью был остров Жертвоприношений примерно в четырех километрах от крепости; у южной оконечности острова можно бросить якорь; там и расположилась наша разномастная флотилия — некоторые встали на якоря, другие легли в дрейф. Здесь шлюпки отдали концы и устремились к берегу, который был всего в полумиле. Здесь довольно мелко, и лодки цепляли килем дно задолго до приближения к берегу. Отчетливо помню, как я и мои товарищи прыгнули за борт и по пояс в воде двинулись к берегу.

Но врагов не было, и некому было с нами сразиться. Единственное сопротивление, которое нам было оказано — один или два выстрела из дальнобойных пушек из южного форта города. Но наши ноги уже прочно стояли на земле Мексики».

* * *

К сожалению, Майн Рид успел написать всего несколько страниц своих военных воспоминаний: история о пребывании на острове Лобос, высадка и начальная фаза захвата Веракруса — это все, о чем он успел поведать. Смерть прервала работу. Но, помимо незавершенных воспоминаний о войне, Рид написал очерки, известные как «Записки стрелка в цепи», которые в 1847–1848 годах публиковались на страницах нью-йоркского еженедельника «Дух времен». Хотя автор принимал прямое участие в событиях, которые отразил в своем произведении, очерки писались «по горячим следам» и автобиографический элемент в них очень силен, в них нельзя видеть бесспорные документальные свидетельства очевидца, стремившегося запечатлеть «все, как было». Нельзя забывать, что они предназначались для публикации на страницах журнала, и их автор, естественно, стремился предстать перед читателем в наиболее выигрышном свете. В отсутствие свидетельств тех, кто находился непосредственно рядом с лейтенантом Ридом, мы лишены возможности оценить степень их правдивости, но нет у нас и иной альтернативы — лишь обратиться к тексту очерков. Поэтому вновь предоставим слово писателю:

«Веракрус был захвачен благодаря артиллерии. В течение нескольких дней наши батареи, расположившись полукругом на песчаных холмах, обстреливали город. Через некоторое время он сдался, а следом был сдан и знаменитый форт Сан-Хуан д’Уллоа.

Во время осады те из нас, кто искал приключений, имели немало шансов получить пулю. Город полукругом окружают песчаные холмы, — они напоминают марокканские дюны, только большего размера. Сам город очень живописен и построен очень компактно; он стоит на низменной песчаной равнине и имеет, соответственно, полукруглую форму — морской песчаный берег образует его границу и является своеобразным диаметром этого полукруга. За песчаными холмами, на многие мили вглубь страны простирается равнина, поросшая джунглями, — край, покрытый лесами тропической Америки. Подобно всем прибрежным районам Мексики, он называется Terre CalUnteили «Горячая земля». Но район этот нельзя назвать необитаемым. Среди зарослей есть вырубленные обрабатываемые участки, на них стоят большие дома. — коттеджи; они производят впечатление временных строений, но исправно служат людям в климатических условиях, где никогда не кончается лето. Нередко в этой части Terre CalUnteвстречаются и целые деревни.

Во время осады обитатели этих коттеджей (ранчо) и деревень объединялись в партизанские отряды, которые назывались харокос или гверильяс. Наши солдаты, не слишком их различая, называли ранчерос;эти ранчерос нередко устраивали порядочную стрельбу у нас по тылам и даже совершали убийства тех из солдат, кто имел неосторожность отделиться от своего подразделения.

Против них неоднократно высылались экспедиции, но без особенных успехов. Я принимал участие во многих таких экспедициях и в одном случае, когда командовал полуротой из тридцати солдат, столкнулся с группой гверильяс, которая численностью превосходила нас на добрую сотню; мы атаковали их и после продолжительного боя, длившегося несколько часов, заставили их оставить укрепленную позицию у деревни Меделлин. В этой схватке в меня стреляли раз пятьдесят, а то и сто, из мушкетов и эскопет [24] , но, хотя дистанция выстрелов не превышала двухсот ярдов (около 180 метров. — А. Т.),судьба хранила меня от попаданий.

24

Эскопета — короткоствольное, крупнокалиберное ружье, применявшееся для ближнего боя.

Однажды вечером во главе разведывательного отряда меня направили на поиски лагеря партизан, который, по нашим данным, находился примерно в пяти милях от наших боевых порядков вглубь страны. Была, видно, середина ночи, но безоблачно, и светила яркая луна, которой так славится небо Мексики. Подле выхода на равнины — в прерии Санта-Фе — наш отряд остановился, пораженный внезапным и ужасным зрелищем: это было тело мертвого солдата из той самой части, из которой была набрана разведывательная группа. Тело лежало, опрокинувшись навзничь; волосы, в которых запеклась кровь, торчали в разных направлениях; зубы стиснуты в агонии, глаза открыты и остекленели, словно напряженно вглядывались в луну, светившую с небес. Одна из рук трупа была обрублена у локтя, большая отверзшаяся рана на груди открывала место, откуда было вырезано сердце, чтобы удовлетворить злобу бесчеловечного врага. Все тело сплошь было покрыто ранами от пуль и сабель; к тому же урон ему успели нанести стервятники и шакалы. Несмотря на то, что тело было обезображено, мы признали в нем молодого, смелого солдата — его любили товарищи, но он исчез из лагеря два дня назад. Он неразумно вышел за линию боевого охранения и попал в руки к гверильяс.