Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось
Шрифт:
Увы, для певца в кино не находится места в титрах, — таков, к сожалению, обычай, и не только в нашем кинематографе, — в известной степени певец унижает себя, обращая свой голос в фонограмму, а зритель, бывает, долго гадает, кто же это там так поет. Правда, если певец популярен, этот «ребус» разгадывается быстро.
Через несколько лет Майя Кристалинская взяла в руки перо, оно оказалось легким, его не утяжелял опыт, приобретенный за эти годы, да и поразмышлять было о чем. Статья Майи была опубликована в «Советском кино», приложении к газете «Советская культура»:
«Мне ни разу не довелось сниматься в кино, хотя я участвовала более чем в двадцати фильмах. «Цепная реакция», «Карьера
Как и всякому актеру, мне, конечно, всегда бывает приятно, когда песня, исполняемая тобой, приносит людям радость, остается в их памяти, сходит с экрана в жизнь.
Наш народ любит песни. Они звучат в очень многих фильмах, но далеко не все получают путевку в жизнь. И порой случается так, что даже хорошая песня остается почти незамеченной.
Помните фильм «Тишина»? Назовите песни, которые вы узнали из картины. Я уверена, что большинство назовет песню композитора В. Баснера на стихи М. Матусовского «У незнакомого поселка» Это на самом деле замечательная песня. Но там была и другая — «Фронтовые поезда», которую пела я. И по-моему, эта песня тоже совсем не плохая. И тем не менее ее почти никто не помнит.
Но часто дело даже не в том, хороша или плоха песня сама по себе, но в том, как она преподносится с экрана. В современных фильмах песня нередко имеет вспомогательный характер, используется как фон для настроения. И это очень затрудняет ее восприятие. Хотя все же порой случается и так, что даже такая «вспомогательная» песня становится очень популярной. Так случилось с песней М. Таривердиева на слова Н. Добронравова из картины «Большая руда», которая звучала на вступительных титрах. А песня «Снег идет» композитора А. Эшпая на стихи Е. Евтушенко, которая была танцевальным фоном в одной из сцен фильма и перебивалась разговором героев, после выхода картины все же стала одной из самых любимых.
Второстепенный, вспомогательный характер песни, возможно, обусловлен требованиями самой драматургии. И это вовсе не означает, что неизбежна бедность, узость песенной тематики. Даже иллюстрируя личные, интимные мысли и чувства героя, песня может и должна иметь мотивы общественные, социальные, гражданственные. (Здесь я с моей героиней не согласен: песня может иметь эти мотивы, если они завязаны в один узел с сюжетом фильма. — А. Г.).
И совсем не обязательно быть песне самостоятельным, вставным номером. Я, например, получила большое удовольствие от работы в фильме Г. Чухрая «Жили-были старик со старухой», где не было собственно песни, а был вокализ, проходивший как лейтмотив героини через всю картину. Жаль только, что композитор А. Пахмутова не создала песни на эту музыку.
Кто должен петь в фильме? Не только профессиональные певцы. Очень часто просто необходимо, чтобы песня исполнялась самим актером. Стоит вспомнить хотя бы фильм «Высота», где «Марш высотников» пел Н. Рыбников, или «Я шагаю по Москве», где поет Н. Михалков. Их исполнение — очень хорошо — музыкально, искренне» («Советское кино», 1966, № 35, 27 августа).
Но оставим пока сетования закадровой «кинозвезды» о песенном камуфляже, вернемся в тот год, когда голос Кристалинской был более знаком по концертам «Первого шага», оркестров Лундстрема и Рознера и по «сборникам», куда ее приглашали: с тех пор как появилась песня из «Жажды», Майя везде пела ее… За песню «Мы с тобой два берега» брались многие, но она оставалась песней Кристалинской.
Ночь была с ливнями И трава в росе. ПроПостепенно Майя шла к широкой известности, но однажды утром и вправду проснулась знаменитой. Я не в плену у литературного шаблона, так было на самом. Деле. Ее разбудил телефонный звонок Вали Котелкиной, которая радостно, чуть не крича в трубку, сообщила: только что на Кузнецком, в музыкальном магазине, в страшенной очереди она купила две пластинки с записью песни из «Жажды» в Майином исполнении, одну себе, другую — Майе.
О том, что пластинка должна выйти, Майя знала. Но почему — очередь? Давка? И только позже она узнала причину, которая привела ее в изумление: песня «Мы с тобой два берега» была выпущена невиданным тиражом — семь миллионов экземпляров! Но еще больше изумило другое, вытекающее отсюда обстоятельство: все эти миллионы экземпляров разошлись по стране и были раскуплены мгновенно, нарасхват, будто у людей была только одна забота — купить пластинку с записью ее голоса.
Внизу, на первом этаже Дома звукозаписи, — три студии с большими тяжелыми дверями, с непроницаемой тишиной, с музыкой, которая живет здесь в каждом кубическом сантиметре, в которых прячутся звуки. А на четвертом этаже — комнаты в длинном коридоре, в них эти звуки еще на бумаге, на линейках с нотными закорючками. Здесь, в коридоре, — радио, его музыкальная редакция, здесь решается судьба звуков на бумаге: одни передадут вниз, и они обретут дыхание, другие в композиторских портфелях, набитых нотами, отправятся восвояси вместе с теми, кто их придумал. Певцу не миновать исхоженной дорожки, ведущей с первого этажа на четвертый, которая, если ее скатать, уместится в обычном лифте. И однажды эту дорожку одолела и Майя: она вошла в одну из комнат, где «хозяйкой» была эстрада. И цель у Майи была одна — новые песни.
Она появилась в этой комнате, не ведая, в какое неподходящее для себя время переступила ее порог. Она знала особенности своего голоса, знала, что особой силой он не отличается, и не подозревала, что оказалась в центре споров по поводу одной новации, которая изменила эстрадное пение; новация эта долго гуляла нежеланной гостьей среди снобистской части музыкальных теоретиков, критиков и даже некоторых певцов, оказывающих своими мощными голосами давление как на прессу, так и на начальников от музыки.
Ругать эту новацию стало модно. Да, собственно говоря, она не свалилась с эстрадных небес на голову ни в чем не повинной песне, та сама приворожила ее и уже стала свыкаться с нею, одобряя то, что в нелегкой борьбе обретало силу и право на жизнь.
Ничего необычного новация эта в себе не скрывала, она явилась обычным посредником для усиления звука, именуемым микрофоном. Кто-то, оставшийся неизвестным, пустил в оборот словцо «шептуны». Возможно, это был один из руководящих композиторских снобов, считающий, что песня — это оперная ария, только в куплетной форме.
Да, он был прав, таких песен звучало в разные времена очень много, их могли петь только сильные голоса, которых было предостаточно. Но времена меняются, стало быть, меняется и характер песни, и ее колорит. Появилась «интимно-негромкая» песня еще в войну, не только появилась, но и заявила своим тихим, но твердым голосом о том, что ступила на эстраду, деликатно попросив подвинуться «голосовую» песню.
За ней стоял человек, который, кроме ушей, имел еще сердце. Этой песне нужен был микрофон. И он — появился.