Майя Кристалинская. И все сбылось и не сбылось

Гиммерверт Анисим Абрамович

Когда Марлен Дитрих узнала о выходе книги, она откликнулась благодарственной телеграммой. Но благодарить она могла теперь только издательство…

Она только приступила к этой работе, сев за немецкий, концертов становилось все меньше и меньше, и ничего хорошего от этого ожидать не приходилось. Чувствовала она себя не лучшим образом, как вдруг все словно остановилось вокруг нее, и сама она оцепенела, замерла — внезапно умер Эдик.

Они собирались уезжать на курорт, собраны были чемоданы, а вечером — застолье в честь отъезда. Был какой-то спор с одним из гостей,

Эдуард Максимович погорячился, но — ничего, все закончилось мирно.

Утром в шесть часов он разбудил Майю — по просил вызвать «скорую», ему плохо. «Скорая» приехала, Барклаю сделали укол, после чего он потерял сознание. На носилках его понесли в машину, но носилки в лифт не прошли, и тогда Барклая посадили на стул. Он был по-прежнему без сознания. В течение пяти дней он находился в реанимации. Все оказалось бесполезно. Не приходя в сознание, Эдуард Максимович Барклай скончался.

19 июня 1984 года были похороны Барклая. В ЦДРИ состоялась гражданская панихида. Было много речей, цветов и желающих проститься. Эдика в Москве знали…

А через день Майя снова пришла в ЦДРИ. И снова на панихиду. Хоронили Клавдию Иванову Шульженко. Проститься с ней пришло значительно меньше народа, чем ожидалось. Возможно, о ней стали забывать. Клавдии Ивановне шел девятый десяток Уход в прошлое в этом возрасте наступает значительно раньше, чем уход из жизни.

Постепенно Майя приходила в себя. Но ровно настолько, чтобы как-то жить, вернее — существовать. Концертов было мало. Выручала Марлен Дитрих, Майя продолжила работу, но она шла медленно. Когда в переводе ей встречались трудности, с которыми она не могла справиться, обращалась к дочери Татьяны Райновой — переводчицы с немецкого.

Однажды позвонили со Студии грамзаписи и предложили записать пластинку. Майя сразу же согласилась. Запись может быть последней в жизни, подумала она, но тут же поставила условие: звукорежиссером должен быть Бабушкин, который работает теперь на «Мосфильме». В студии согласились. С Бабушкиным они не виделись много лет и, встретившись на студии, обнялись и расцеловались. Пластинку писали несколько дней, Майя пела песни о любви, старые и новые — «Поговорим» Г. Мовсесяна и И. Шаферана, «Если вам ночью не спится» A. Островского и С. Михалкова, «Лето кончилось» B. Зубкова и Н. Кондаковой. Борис Саввич Дубровин дал ей для этой записи оригинальную песню: казалось бы, новая песня, но… На французское танго «Дождь идет», известное еще с довоенных времен, старый поэт написал стихи, и получилась очень грустная песня:

Дождь стучит по крышам, Я его не слышу, Я его не вижу, Я вся для тебя…

В пластинку также включили широко известную в исполнении Вахтанга Кикабидзе песню Георгия Мовсесяна «Родимая земля». Майе давно хотелось спеть эту песню, но только без одного куплета:

Родимая земля, достоинство мое, Вся жизнь моя не меньше и не больше, Она всегда во мне, а я уйду в нее Когда-нибудь, хотелось

бы попозже…

Она сказала об этом Мовсесяну. Тот воспротивился, однако автор стихов Роберт Рождественский не возражал. Он понимал, почему Майя не хочет петь этот куплет.

И Майя записала песню без него.

Прослушав песню на пластинке, я позвонил Георгию Викторовичу и сказал: «А этого куплета в песне нет!» И вдруг услышал в трубку голос Мовсесяна, в котором не было ни досады, ни разочарования, а был — восторг. «Все-таки не записала!» — прокричал он.

Пластинку Майя назвала «Мы с тобой случайно в жизни встретились».

Нет Эдика. Жизнь стала невзрачной, в каких-то серых тонах. Майя не скрывала своей опустошенности от близких. На дне рождения Касаева, стоя на кухне с Кобзоном, Майя сказала горько: «После того, как ушел Эдик, мне стало неинтересно жить». Эту фразу она потом не раз повторяла и другим своим друзьям.

Нет Эдика. Человека, который помогал ей жить, не оставаясь наедине с болезнью. Она плакала, когда он заставлял ее пить лекарства, кричал на нее, но подчинялась. Плакала, но пила…

А состояние все ухудшалось. Она попросила Татьяну Григорьевну получить ее зарплату в Москонцерте. Денег у нее совсем не было. Татьяна Григорьевна пошла в бухгалтерию. Там посчитали — всего за четыре концерта, это же копейки. Райнова отправилась в местком. Там помогли — «мы рассчитаем как среднюю зарплату». Получилась солидная сумма, и Райнова принесла ее Майе. Нет Эдика…

В начале 1985 года Майя встретила на улице женщину-врача, которая когда-то работала у Кассирского. Врач предложила Майе лечь в ее клинику, и Майя согласилась. В клинике ей сделали облучение, вскоре у нее ухудшилась речь, плохо стали двигаться правая нога и рука.

(Вспоминает Иосиф Кобзон: «Как-то мы встретились после кончины Эдика Барклая на дне рождения у Чермена Касаева, и я понял, что она от нас уходит. Она тихо, скромно подошла ко мне, я увидел ее исколотые руки, они не держались. Потом я настоял, чтобы она выступила на авторском вечере Льва Ошанина в Колонном зале, вместе со мной она исполнила песню «Я тебя подожду» из нашего «Дворового цикла». Это было наше последнее свидание с ней на сцене. Вскоре она слегла, я к ней приехал в больницу. Жутко, конечно, было смотреть на нее. Она очень хотела надписать мне свою новую пластинку, которая только вышла, но ей это было трудно. Я сказал: «Майюшка, ну чего ты мучаешься, вот поправишься, встанешь и надпишешь. Я в тебя верю, вся страна тебя ждет». Она заплакала и только сказала: «Нет, Иосиф». Я потом вышел за дверь и сам расплакался…»)

Ближе к весне из клиники ее выписали, дома навещали друзья, она дарила каждому недавно вышедшую пластинку, с трудом делая на ней дарственную надпись: писала правой рукой, помогая себе левой. С ней постоянно Мария Борисовна и сестра Аня. В конце мая Мария Борисовна на две недели уехала из Москвы — ей предложили отдохнуть, впервые за несколько лет, и Муся оставила Майю на попечение Татьяны Райновой…

Прошло всего несколько дней после отъезда Марии Борисовны, как Майя лишилась речи. Она могла еще звонить по телефону, но уже не говорила и только плакала в трубку.