Майя. Игрушка Шейха
Шрифт:
– Где ты учила арабский язык? Почему работаешь здесь?– последовали следующие его вопросы.
Мне кажется, или мы поднимаемся наверх уже целую вечность?
– В институте восточных языков. У меня не работа, это… языковая практика,– произнесла и покраснела, потому что в этот момент все присутствовавшие разразились гортанным смехом.
Шейх тоже улыбнулся и вдруг резко огорошил меня своим весьма беглым русским:
– Прости моих людей, Майя. Они не понимают, каким сложным является изучение арабского языка. Ты неправильно использовала слово «языковой». Ты сказала «лисаний»– это то, что связано с языком как частью тела. А здесь надо говорить «Люхавий», то есть лингвистичнский. «Тадриб люхавий»– языковая практика.
Я кивнула, понимая, что сейчас сгорю от стыда и ужаса,
– Кело,– обратился он к амбалу, стоящему по левую руку от меня у стены лифта,– ты и двух слов не можешь связать на фусхе (араб.– литературный язык), а русская девочка уже неплохо на нем говорит. Ыб алейк (араб.– стыд тебе).
Все это тоже было преднамеренно произнесено на литературном арабском, явно для меня. Возможно, и поняла я фразу получше, чем тот самый охранник– амбал.
Лифт, наконец, распахнулся. Секьюрити торопливо выскочили наружу, с ходу сканируя помещение. Шейх выходил следом за ними. В дверях он остановился и снова на меня обернулся.
– Тамер,– произнес он, когда мои удивленные глаза снова встретились с его,– меня зовут Тамер, Майя. Ты не спросила, но я все равно ответил…
Глава 5.1
– И что, прям так и сказал?– не унималась Машка, как и я, обреченная на утомительное и бездельное ожидание в комнате.
Я кивнула головой.
После небольшого кофе– брейка, который Шейх Тамер, в отличие от многих других делегатов, посвятил общению со СМИ, начались многочасовые переговоры «на полях». Среди нас были те счастливчики, которых даже как– то привлекли к переводу, но мы с Машкой, как и куча других сопровождающих, такой чести не удостоились. С одной стороны, в душе я была опечалена тем фактом, что получить настоящую практику не удалось, но вторая моя часть облегченно ликовала, что меня пронесло, так как морально я пока не чувствовала себя достаточно уверенной в языке, чтобы взяться за перевод.
– Все она врет,– надула губы еще одна однокурсница– Олеся. Мы с ней никогда не находили общий язык. Один из ее очередных парней еще на первом курсе имел неосторожность положить на меня глаз– отсюда и началась история нашей ненависти, вернее одностороннего негативако мне, перманентно исходящего от нее,– ты себя в зеркало видела, девочка– колокольчик? На фига ему нужна такая? Они приезжают в Москву за яркими приключениями и такими же яркими женщинами… Здесь и твои каблучища не помогут…
– А что, каблучища зачет! Мы с пацанами аж не узнали тебя, – вмешался Степа с идиотской улыбкой,– ты и правда красотка, Майя. Не зря Олеся так дохнет со злости и зависти!
– Иди в жопу, ботан!- огрызнулась в своем стиле Олеся.
– А ты пойди умойся, мымра! Каждое утро встаешь и окунаешь лицо в блюдце с тоналкой! Тебе ничего уже не поможет– ни каблучища, ни чулки с подтяжками,– начался традиционный нелепый хай однокурсников, стремящихся друг друга уколоть.
Я устало закатила глаза. Вечно одно и то же. Господа– студенты…
–Так, допустим, каблучища мои. У кого– то претензии?– враждебно прервала словопоток Катя. Катьку все боялись. Не только потому, что она была властной старостой на хорошем счету у деканата. Ее папа был одним из проректоров института. Но это нисколько ее не испортило как человека. И к служебному положению она никогда не прибегала. Зато всяких гнусных людишек, любящих буллинг и подтролливание, этот факт все равно останавливал…
Наша бессмысленная болтовня, за время которой мы успели и поссориться, и помириться, и посмеяться и обсудить все на свете, все затягивалась и затягивалась. Время шло, вернее, тянулось, как резина, а наша помощь, похоже, так никому и не понадобилась. На часах восьмой час вечера. Я начинала чувствовать себя, мягко говоря, не очень уютно… Мне еще тащиться на конечную станцию метро, а потом, отстояв в очереди, на маршрутке до дома…
– Девочки,– услышали властный голос Круэллы сверху,– ваша работа официально оговорена до семи вечера. Думаю, если не поступило никаких указаний от делегаций, к которым прикреплены, то уже и не поступит. Полчаса назад были закончены все переговоры,последние гости покинули бизнес– зал, разойдясь по номерам. Можете ехать домой. Завтра все без изменений. В семь тридцать утра будьте в лобби отеля, пожалуйста. Опять же, если не поступит других указаний от гостей.
Мы облегченно выдохнули. Слава Богу, и мне можно ехать и не думать, как добираться до дома.Дружно пошли в зону обслуживающего персонажа, к закрытой подсобке, где были наши вещи. Я облегченно скинула с себя туфли, натянула сапоги, шапку и куртку, засунула руку в карман и… ужаснулась… Телефона на месте не было…
Господи, но как так, а? Должно быть, я обронила его, когда на бегу скидывала вещи. Где теперь его искать? Мозгами понимала, что мой старый заморыш с западающими клавишами точно никому не нужен в этом царстве роскоши и гламура, а на стойке регистрации на меня смотрят как на умалишенную, когда я, краснея, спрашиваю про свой старенький агрегат. Но факт ведь остается фактом- моего телефона со мной нет… Теперь я без связи, а еще об утере нужно как– то говорить маме. У нас в начале нового года с деньгами всегда бывало туго. В январе не платили премию на фабрике. И стипендию еще не начисляли. Что делать, понятия не имела… Такие траты сейчас явно совсем лишние, еще и на новые замшевые сапоги разорились– мама сделала подарок любимой дочери на праздник… Опустила глаза на уродливые разводы на превратившуюся в корявую серую дерюгу замшу и чуть не заплакала.
За мыслями о чудовищной ситуации я пропустила уже три троллейбуса, идущих до метро, и теперь, наблюдая за собирающейся с новой силой из– за снегопада пробкой, решила дотяпать до подземки пехом. Ничего не скажешь, классный день, Майя. Сапоги убиты, телефон потерян, практики никакой. Ну, правда, пару раз позабавила арабов своим дебилизмом. Да, еще узнала, как зовут целого настоящего шейха, как в любовных романах для наивных дурочек…
Блин, я в этих своих чертовых думах даже маму никак не предупредила, что задерживаюсь! Мысль начала колоть в висках. Должно быть, она жутко волнуется! Попробую прозвониться хотя бы с того телефона, который мне дал Амр сегодня. Думаю, не убьют же меня за это… Вытащила телефон и… в ужасе уставилась на экран. Сорок минут назад… Сообщение на арабском в тот самый организационный чат…
«Через полчаса собираемся в лобби. Вот локация».
В ужасе понимаю, что это то самое «иное указание делегатов», о котором говорила Круэлла! Это означало, что меня никто не отпускал! Что моя работа не закончена! Что я, идиотка, должна была ждать в отеле, а я… скорее всего, они сейчас так разозлились после всех моих сегодняшних финтов, что точно на завтра попросят нового сопровождающего.
Я резко разворачиваюсь и подрываюсь обратно. Плохо понимаю, как и с какой скоростью бегу, не обращая внимания на переходы и светофоры, задевая людей и встречая грубые упреки в ответ. В отель забегаю вся в мыле, едва не сбивая с ног консьержа. Несусь к внутреннему лобби, где по идее и было обозначено место встречи. Забегаю и… торможу на скользком полу в своих грязных сапогах…
Мое появление здесь сейчас– в куртке и шапке, взмокшей и запыхавшейся– настолько нелепо, даже комично, что хочется расплакаться.
На меня разом удивленными взглядами смотрят все собравшиеся, включая помощника Амра, неизменных телохранителей и… самого Шейха Тамера, который успел поменять свою традиционную кандуру на элегантный и явно очень дорогой черный свитер под горло и темные джинсы.
Глава 5.2
В европейской одежде он кажется еще более высоким и статным. А еще его фигура– господи, разве можно прятать такую фигуру под широкое полотно ткани? Он в меру накачанный, но в то же время стройный. Мужественный. И… мы снова встречаемся глазами. Если раньше еще и можно было себе «что– то напридумывать», как умозаключила Машка, то теперь его взгляд был красноречивее любых слов– он в открытую смеялся над моим видком и появлением. Только сейчас я замечаю по правую руку от него шикарную девушку не ниже его ростом в темно– коричневой шубе и сапогах, от которых можно просто ослепнуть– такие они роскошные, хромовые, дорогие. На ее идеальном лице тоже читается удивление и… насмешка, обращенные в мой адрес.