Мажор-3. Правда опаснее смерти

Калужанов С.

Дочь Красновой Ольга была сухощавой молодой женщиной со строгими чертами лица. Видно было, что она собралась с силами, что горе ее сильно, но она умеет владеть собой и заниматься делом. Наверное, плакать она будет дома и одна. Сильная женщина, с характером. Когда Соколовский и Родионова вошли в отдел, Симоненко разговаривал с Ольгой, перебирая принесенные ею документы. Дочь погибшей с гордостью и печалью рассказывала о работе матери, ее заслугах. Потом она спохватилась, полезла в сумочку и достала оттуда флешку – электронный архив матери,

который накопился за 25 лет ее практики. Если начать проверять всех ее пациентов, то времени на это уйдет очень много.

Ольга оказалась по профессии писхотерапевтом и вполне профессионально могла судить о том, кто мог быть убийцей ее матери из области ее профессиональных интересов. Но о том, что Нина Валерьевна в тот день и особенно в ту ночь могла делать в окрестностях общины и она не имела ни малейшего представления. Соколовский показал ей все фото, сделанные за день, всех членов общины, кто мог показаться ему подозрительным, но Ольга ни в ком из них не узнала пациентов своей матери.

– А вот это уже интересно, – Жека протянул Родионовой два письма, вытащенные им из конвертов. И спросил Ольгу: – А есть среди ее пациентов Андрей.

– Андрей? Не знаю, не помню такого имени, – задумалась женщина.

«Расплатишься за то, что ты со мной сделала. Думала, избавилась от меня? Разберусь и с тобой, и с ней», – процитировал Жека. – Все в таком роде. Подписано «Андрей».

– Я не знаю. Мама ни разу, даже намеком, об этом ничего не говорила…

– Хорошо, – Симоненко рукой сгреб материалы в кучу к себе ближе на край стола и стал сортировать их. – Я изучу материалы. Думаю, Андрей найдется.

– Может быть, и не один, – вздохнула Ольга. – Я бы посоветовала вам съездить в Первую центральную. Может быть, кто-то из коллег в курсе.

– Клинику я беру на себя, – заявил Соколовский.

Катина сумка с вещами стояла посреди комнаты, и Игорь смотрел на нее, размышляя, что это может означать. Неужели Катя ушла из дома?

– Я из дома ушла, – заявила девушка.

Она, не дожидаясь реакции Соколовского, вытащила из кармана смартфон и положила на стол, а сама отошла к стене с фотографиями и материалами. Из смартфона послышался голос Фишера.

«Правда, Аркадий? Ты же расскажешь дочери? В любом случае имей в виду, Аркаша, что теперь она в игре».

Запись остановилась. Соколовский мрачно уставился на смартфон. Помолчав, он наконец сказал.

– Он прав.

– Фишер? – со злостью в голосе спросила Катя.

– Нет, прав твой отец. Тебе надо уехать. И как можно скорее.

– Ты можешь объяснить мне это все? Эти схемы у тебя на стене, стрелки, связи? Я хочу это понять.

– Я живу в этом во всем, – отрицательно качнул головой Игорь. – И не хочу, чтобы на этой стене появилась еще и твоя фотография.

– Да? – резко спросила Катя.

Она развернулась, подошла к столу, размашисто написала на чистом листе слово «Катя», а потом булавкой приколола листок на стене рядом с фотографией своего отца.

– Я уже здесь! Понимаешь? – с вызовом заявила она.

Игорь подошел

и хотел обнять ее, но девушка вырвалась.

– Да что вы все! – выкрикнула она. – За меня все решаете! Отец, ты. Как будто я… никто вообще!

Она опустилась на диван и заплакала, размазывая слезы по лицу.

– Я что – пешка? В этой вашей гребаной игре… И для тебя? И для отца…

Сняв со стены листок с ее именем, Игорь подошел к Кате, сел рядом и обнял ее, прижавшись щекой к волосам. Он гладил ее молча и нежно по волосам, по плечам, чувствуя, как девушка немного успокаивается. Потом Игорь уложил Катю на диван, лег рядом, устроив ее голову на своем плече.

– Я уеду. Сейчас встану и уеду, – прижимаясь к нему, сказала тихонько Катя.

– Угу, – поглаживая ее по волосам, отозвался Игорь.

– Да.

– Давай пока сделаем паузу… У меня поживешь…

Доктор Сергеев должен был уехать домой после суточного дежурства в клинике, но узнав, кто приехал с визитом, без лишних разговоров задержался. Соколовский вошел в прохладную ординаторскую, и тут же навстречу ему поднялся из глубокого кресла крупный мужчина с пышной шевелюрой, чуть тронутой сединой.

– Вы, значит, из полиции, – пожимая руку Соколовскому, сказал он сочным басом. – Понимаю, понимаю. И визит вас сюда оправдан. Знаете, товарищ, пойдемте с вами в парк. Тут люди работают, обстановка напряженная, а нам с вами… ведь о другом поговорить надо, да?

В парке клиники было тенисто. Извилистые дорожки с лавками создавали впечатление уюта и душевного комфорта. Соколовский оценил этот хитрый ход ландшафтных дизайнеров. Сам он не очень любил длинные прямые аллеи, которые просматривались из одного конца в другой. На них чувствуешь себя как на подиуме. А здесь было уютно.

– Эх, Нина Валерьевна. Светлая голова, – сочувственно говорил доктор, глядя в кроны молодых деревьев.

– А чем она занималась, Владислав Леонидович?

– Она занималась несколькими направлениями в последнее время: нейропсихиатрия, психосоматическая медицина, диссоциативное расстройство идентичности. Раздвоение личности, если сказать проще, чтобы вы поняли. Ну, вот, например, однажды обратилась ко мне женщина с раздвоением. Скучная депрессивная тетка, но когда проявлялась ее другая личность, того была просто огонь! А дальше дилемма: кого оставлять? Того, кто обратился, или того, у кого больший потенциал для жизни?

– И какую личность вы выбрали?

– Хм, – доктор чуть улыбнулся одними губами и, понизив голос, ответил: – Скучную, потому что она первая обратилась и оплатила лечение. Но вообще это все очень сложно. Одна личность может быть левшой, другая правшой, один виртуозный скрипач, а другому медведь на ухо наступил, один здоровый, а у другого аллергия, которая появляется только вместе с этой личностью.

– Да, работенка у вас как у механиков, только копаться вам приходится даже не в человеческом организме, а в среде неосязаемой, в психике человека. Или как у программистов. Скажите, Владислав Леонидович, у кого-нибудь были причины за что-то мстить Красновой?