Мажор: Путёвка в спецназ
Шрифт:
При таком раскладе согласились все! Как-то быстро, здесь, становишься суеверным… У нас предвиделось пару свободных дней. Рогожин куда-то уехал: по своим командирским делам! Воспользовавшись моментом, Марат успешно справился с задачей! Нет, у парня точно талант! Вот только не подумайте, что Хан пахал как швея-мотористка. Нет. Просто пока Сашка совершал свой вояж, мы устроили коллективный забег… В поисках парней способных помочь в столь ответственном деле. И таки нашли, и после появления Санька нам было даже чем отблагодарить ребят. Два литра медицинского спирта, это примерно четыре с половиной
Красивая получилась татуировка: цветная – занявшая почти всю левую половину груди. Раскинувший крылья, атакующий коршун, именно его Марик никому не доверил колоть. На спине у него десантный парашют, на голове берет – он же десантник! Открытый в крике клюв и растопыренные когти – в крови… На правом крыле надпись «Умирать не страшно», на левом «Умри достойно». Сверху лента на ней «Кровь пьянит, как хмельное вино», внизу ещё одна «Десант похмеляется водкой».
А вот потом, по возвращении начальства, на ближайшей тренировке мы все спалились… Рогожин рвал и метал. Дескать, что за диверсанты… Всё на груди написано… Вот у него никаких татуировок нет! Бла-бла-бла… И устроил нам мстю… Я думал, помру… Мы конечно виноваты. Ну, нельзя же так издеваться над людьми… Вам никогда не приходилось присутствовать на похоронах… того, чем вам сделали татуировку? Нет? А я копал яму, пел псалмы и ставил крест… О-о-о-огромнюю ямищу – три на три метра и в глубину два! И крест из двух брёвен… А на следующий день, командир построил нас и сказал:
– Вы стадо баранов… – мы устало покивали, – стадо разукрашенных баранов!
– А я командир этого стада… – мы продолжали синхронно качать головами, – значит главный баран?!
Народ замер! А вот это не по сценарию:
– Да как можно?.. Какой же вы…
– Так! Стоп! Я командир?
– Командир! Командир! Да ещё какой! Самый лучший…
– А вы бараны?
– Ещё какие! Самые элитные!!!
– Какой вывод?.. – молчим. Рогожин тяжело вздохнул:
– Придётся соответствовать. Хаматшин!
– Я! – гаркнул Марат.
– Тащи инструмент! И чтоб у моей птицы были погоны старшего лейтенанта. Доживу до капитана, ещё по звёздочке добавлю… Ха-ха! Прикольно…
– А когда майором станете? Как быть?
– Быстров, опять ты? Хотя в чём-то ты прав… Это я сказал? Дожил! Значит, на берете будет звезда… красная. Командир я или как!? Хаматшин, ты ещё здесь? Где инструмент?
– Но, мы ведь его закопали?!
– Кого?
– Инструмент…
– Зря вы это… Надо откопать! Объявляю операцию «Эксгумация»! Лопаты взяли и вперёд!
– О-о-о…
– Хаматшин, брось лопату! Кому говорю? А если руки дрожать будут? Ты меня насмерть затыкать хочешь? Милославский, ты дурак? Зачем всю яму откапываете? Посерёдке копайте… Глаз да глаз за вами нужен. Чуть не доглядел и всё! Как один накололи татуировку – как у меня. Быстров, ты, что хочешь сказать, что у меня будет – как у тебя? Нет?.. Что?.. Тебе всегда нравилась моя татуировка… А-а-а, всем нравилась! И вы, значит, решили порадовать командира! От спасибо!
Ну, как вы, наверное, уже догадались, мы стали Коршунами, а Санёк стал Лаки, что в переводе значит Счастливчик…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Этот памятный для меня разговор произошёл через два дня, после того как старший лейтенант Рогожин набил себе татуировку. Мы сидели в командирской палатке и пили чай. Командир с какой-то задумчивой отрешённостью рассматривал меня, а я тихонько прихлёбывал горячий чай и молчал. Вдруг, как будто что-то решив для себя, Рогожин поинтересовался:
– Не хочешь меня ни о чём спросить?
– Да нет, товарищ старший лейтенант, – слегка удивился я, – а должен?
– Руслан.
– Что?
– Я говорю, наедине зови меня по имени, – и неожиданно тепло, улыбнувшись, предложил: – Если хочешь, кури.
– Э-э-э… Спасибо, я не хочу.
– Руслан.
– Что?
– Я говорю, надо сказать: спасибо я не хочу, Руслан.
– Да, как-то это… – пытаюсь помочь себе жестами.
– Ладно, не парься, – смеётся. – Потом привыкнешь. Так что же, ни о чём спросить меня не хочешь?
– Да, нет.
– Ладно, я сам спрошу. Как тебе ощущение от ускорения? – и пристально так, в глаза мне смотрит.
– Какое ускорение, товарищ старший лейтенант?
Покачав головой, немного раздражённо говорит:
– То самое! Из-за которого твои руки в синяк превратились!
– Товарищ…
Хрясь! Ударив кулаком по столу, привстал и, навалившись на стол, придавил меня взглядом:
– Ты это брось! Сдохнуть хочешь, щенок!? В следующий раз – сердце откажет и всё! Пишите письма! – неожиданно успокоившись, сел на стул и прикрыв глаза спросил. – Может, гуманней добить тебя, чтоб не мучился? Что ты глазами хлопаешь? Чай не девка! Не соблазнюсь!
А я сидел потерянный и не знал, что сказать. Ведь, даже себе, боялся признаться в произошедшем, хотя результат был на лицо, точнее на руки. Думал: слегка крышей еду, такие галюны ловить. Ведь такого не бывает, нет, я, конечно, замечал, что в бою время течёт, как бы медленней, но это от адреналина – восприятие ускоряется и всё такое… А здесь? Я же видел, как пуля летит. Ме-е-едленно так. А если запрут в какой-нибудь лаборатории? И всё, получи папа похоронку на сына. Ну, нафиг!
Видно что-то такое отразилось на моём лице и Рогожин, усмехнувшись, сказал:
– Достань сигареты.
Я, послушно вытащив из кармана пачку «Явы», протянул ему.
– Не надо, – и убрав руки за спину, продолжил: – Открой!
Открыв, с ожиданием смотрю на него.
– Посчитай.
– Пять.
Командир улыбается:
– Ты уверен? Посчитай снова!
Пожав плечами, перевожу взгляд на пачку: «Чёрт! Четыре! Гоню?» Поднимаю взгляд, на Рогожина: «Твою мать!» Сидит, довольно улыбаясь, а во рту сигарета. «Он же не курит?» – пролетела шальная мысль. Мля-я-ять!