Мажор. Сделаю тебя своей
Шрифт:
Телефон на столе оживает привычной мелодией, а я не двигаюсь с места. Прирос к неудобному дивану. Хотя еще утром он казался мне вполне себе комфортным, да и стоил целое состояние. Как хозяин этого клуба мог позволить хорошую мебель себе в тренерскую?
– Ася? Все хорошо? – спрашиваю жену.
Она звонит редко. Я бы сказал, очень редко. Живет Анварова в Питере, как и пять лет назад, и видимся мы не чаще раза в месяц.
– У отца в следующем месяце юбилей. Звоню напомнить, чтобы ты
Вздыхаю. Устал сегодня до трясущихся ног.
– Договорились, – сухо отвечаю.
Мечтаю распрощаться и, наконец, переодеться.
Ассоль не спешит класть трубку. А я разучился делать это первым.
– Что-то еще? – взгляд бросаю на часы над дверью. Успею заскочить в любимый ресторан и заказать ужин навынос. Голодный, как волк.
– Как… – откашливается. – Как у тебя вообще дела?
Брови взлетают вверх.
Ну, как у меня дела? Только что видел бывшую. Она не изменилась. Хотя нет. Стала еще красивей, а голос тверже. До сих пор в ушах слышу свое имя, произнесенное ею.
Мурашки по спине. И по татуировке, набитой под левой лопаткой.
– Все хорошо, Ась. Устал. Домой хочу.
– Приезжай ко мне. Ты знаешь, я всегда рада.
– Приеду. В следующем месяце.
Прощаемся скомкано.
На улице начинает накрапывать, но хотя бы свежо. Днем стояла невыносимая жара.
К парковке иду не спеша, хотя еще несколько минут назад мечтал усесться в машину и на немыслимой скорости умчаться. Планы – вещь тонкая, как бы ты ни был уверен в задуманном. Уж я-то знаю.
Рядом со своей машиной подмечаю красный «Седан» и аварийные стоп-огни.
Мысленно ругаюсь, потому что это несвежее авто перегородило проезд. Настроение, которое и так не блещет, стремится к уверенному минусу по Цельсию.
Вечерняя прохлада прибавляет озноб в теле, и я дергаюсь.
Лисица обходит красный “Форд Фокус” и что-то разглядывает, пригнувшись. В ее руке телефон. Озабоченный голос Белинской доносится до меня порывом ветра. В очередной раз ежусь и уверенной походкой иду к месту случайного ДТП.
Вот и поужинал любимой лапшой с креветками в кисло-сладком соусе.
– Я думал, самое сложное – параллельная парковка. У меня лично было именно так, – зачем-то с этих слов начинаю наш диалог.
В памяти фразы всплывают из нашей последней встречи: “Никогда тебя не любила, ты не достоин, ты был моей ошибкой…”.
Прошло пять лет. А перетянутые раны начинают зверски ныть.
– Я хотела все свалить на ретроградный Меркурий, – улыбается.
Подросла. Стала женственней, уверенней.
– А я читал, что вспышки на солнце способны снизить концентрацию, – подмечаю, что тоже как-то улыбаюсь, что ль. После стольких лет! – страховка же есть?
Белинская
Между нами критические сантиметры. И пропасть. Глубокая, сухая, с трещинами. Гранд-Каньон, не меньше.
Глаза натыкаются на красный росчерк по левой стороне моего танка. Яркий привет из прошлого, блядь.
Непонятно откуда взявшееся раздражение перекатывается на лисицу. Она стоит, чуть потупив взгляд, и ждет.
– Ты знаешь… Не такой уж и большой урон. Разберусь сам, без страховой, – отрезаю чуть грубее, чем следовало бы.
Мне и так обучать ее сына, значит, встречаться с Белинской. Возможно, чаще, чем нужно.
– Настаивать не буду, – обиженно отвечает. Я еще и виноват.
Раздражение множится.
– Арсюша, в машину.
Арсюша… Хочется поправить. Его зовут Арсений! Упертый, старательный парень. И это в четыре года. Представляю, каких успехов он сможет добиться, если мать позволит и не заберет из секции, испугавшись нагрузки и ответственности.
– Что? – слишком долго пялюсь на ту, о ком не вспоминал больше трех лет. Для первых двух она все же повозилась в моей душе достаточно.
– У тебя классный сын.
Лисица меняется в лице. Против воли глазами по мальчишке прохожусь. Смешной, улыбается сейчас. У нас с ним полный коннект с первого занятия случился.
А потом снова подмигиваю ему. Арсений рад. Еще бы, тренер клуба отметил его.
– Самый лучший, – отвечает.
Саша сажает своего сына в автокресло, пристегивает. Сама садится за руль и выезжает с парковки. Машин и правда много.
Наши взгляды так больше и не встретились. Абсолютно чужие люди. Даже не простые знакомые.
Татуировка на спине начинает жечь. Рисунок крошечный, но печет, сука, так, что свести хочется незамедлительно. Там чертеж лисицы, переходящий в кардиограмму с двумя остриями.
Оставаясь стоять на месте, набираю Исаева. Он единственный, с кем я поддерживал контакт все эти годы. Общались нечасто, но всегда по-дружески.
– Не знал, что у Саши Белинской есть ребенок, – быстро поздоровавшись, перехожу к делу. Исаев стал деловым, каждая минута на счету.
– Ты сам просил ничего и никогда о ней тебе не говорить.
Морщусь, вспоминая разговор по пьяни. Я не шутил тогда, да и Костян воспринял все всерьез, как настоящий, мать его, юрист.
– Ам… ему четыре, – говорю дальше.
– Мы знаем.
Молчание густое. Продолжать трудно, и, кажется, пропадает дыхание.
– От кого, в курсе?
В сердце привычная дыра разрастается. Я чувствую волнение, когда все чувства заперты вроде как на крепкий замок.
– Все случилось после того дня. В наш выпускной, как думает Аленка.