Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада
Шрифт:
Тем временем победоносный султан ас-Салих подчинил себе почти всех непокорных эмиров и воцарился в качестве единоличного мусульманского властителя Египта и Сирии{98}. Однако этому Айюбиду было суждено войти в историю в качестве фигуры трагической. Как раз в тот момент, когда крестоносное воинство отплыло к берегам Египта, ас-Салих тяжело заболел (вероятно, у него был туберкулез), и эта болезнь имела далеко идущие последствия для его государства и династии. К тому же Айюбиды находились в сложном положении: они должны были одновременно смотреть как на запад, откуда к ним плыли крестоносцы, так и на восток. Там над их владениями нависала колоссальная угроза — созданная Чингисханом империя монголов. В считанные годы она распространилась от дальневосточных степей, откуда вышел этот кочевой народ, до Восточной Европы и Ирана. К счастью как для мусульман, так и для европейцев, 1240-е годы были у монголов периодом внутренних смут. После смерти великого хана Угэдэя (1241), сына Чингисхана, его потомки начали борьбу за престол. В 1246 году великим ханом был избран Гуюк, но спустя полтора года он скоропостижно скончался (возможно, от яда), и в огромной империи Чингизидов вновь началось
Они знали, что внушают страх своим мусульманским и христианским противникам и, наверное, не удивились бы, узнав, что говорил о них своей матери Людовик IX: «Да укрепит нас, матушка, божественное утешение. Ибо если нападут на нас те, кого мы называем тартарами, то или мы низвергнем их в места тартарейские, откуда они вышли, или они сами всех нас вознесут на небо»{99}. Страшась «тартар», от нашествия которых его спасла лишь смерть хана Удэгэя, — из-за нее в 1242 году монгольское войско повернуло вспять, — Запад, тем не менее, пытался наладить с ними контакты. В 1246 году к Гуюк-хану прибыл папский посланник Плано Карпини, передавший письмо Иннокентия IV, который упрекал монголов в разорении нескольких христианских стран. Ответ хана был неутешителен и отражал своеобразную философию степняков, понять которую европейцам было нелегко: «Чингисхан и Угэдэй-хан сообщили им повеление Небес. Но те, о ком ты говоришь, не подчинились повелению Небес… Они проявили дерзость и казнили наших послов. Поэтому Вечное Небо покарало и погубило этих людей на их землях… Откуда тебе знать, кого Бог прощает и кому Он дает свое благословение?.. Благодаря милости Вечного Неба нам дарованы все земли от восхода до заката… Ты лично как глава всех [христианских] правителей и все они без исключения должны оказать нам услугу и присягнуть нам на верность… Если ты не станешь подчиняться нашим приказаниям, то мы не сможем сказать, что с тобой будет. Об этом знает только Небо»{100}.
Плано Карпини понял, что достичь соглашения с такими людьми, мягко говоря, непросто, и отбыл из пределов Монгольской империи ни с чем, если не считать ряда любопытных наблюдений о быте и нравах этих невиданных завоевателей. Тем не менее контакты между Западом и монголами не прервались окончательно. Сторонам было что обсуждать: Айюбиды являлись их общим противником, а с религиозной точки зрения противоречий между христианами и монголами, еще не обратившимися тогда в ислам, было меньше, чем между христианами и мусульманами. Более того, французский король не терял надежды на обращение «тартар» в христианство, с каковой целью позднее послал в монгольские пределы двух монахов-миссионеров [61] . Когда в сентябре 1248 года по пути в Египет войско Людовика IX высадилось на Кипре, «великий король тартар направил к [королю] своих послов с множеством добрых и учтивых слов. Среди прочего он сообщил ему, что готов помочь завоевать Святую землю и освободить Иерусалим от рук сарацин» {101} . Правда, монгольские послы еще не знали, что Гуюк-хан, от имени которого они прибыли к королю Людовику, в тот момент уже был мертв. Ко времени отплытия с Кипра в Египет (в мае 1249 года ~ пребывание крестоносцев на острове по ряду причин затянулось) французы, видимо, уже получили это известие. Тем не менее они рассчитывали, что при случае с преемником Гуюк-хана можно будет договориться об ударе в тыл султану.
61
Впрочем, часть монголов к тому времени уже примяла христианство — правда, несторианского толка, еретического в глазах католической церкви.
Впрочем, и по отношению к последнему король Людовик желал остаться рыцарем. Ас-Салиху Айюбу было послано предложение принять христианскую веру, что избавило бы крестоносцев от необходимости вести с ним войну. Предложение, естественно, было отвергнуто, после чего «король подошел к Дамьетте, и мы встретили там все силы султана… Шум, производимый литаврами и рогами, было жутко слышать»{102}.
Поход короля Людовика: от победы к поражению
История Седьмого крестового похода хорошо известна, и для нас имеет смысл обозначить лишь основные события этой эпопеи, чтобы сосредоточиться на более узкой теме — как вел себя Карл Анжуйский в качестве крестоносца и как повлияло участие в походе на его характер и дальнейшую судьбу?
Итак, высадившись в устье Нила, войско Людовика IX почти без боя взяло крепость Дамьетту — ту самую, которую тремя десятилетиями ранее так долго штурмовали участники Пятого крестового похода. Сарацины предпочли отступить и укрепиться в другой крепости — Мансуре. Казалось, они побаиваются пришельцев, и это придало крестоносцам уверенности. Никто из них не допускал и мысли о том, что поход обречен с самого начала. Ведь для того, чтобы кардинально изменить в свою пользу ситуацию на Ближнем Востоке, европейцам следовало не просто нанести поражение египетскому султану и заключить с ним выгодный мир (в идеале — вновь добившись передачи им Иерусалима), но и избежать ошибки Фридриха II, сделав этот мир прочным. Для чего нужно было по меньшей мере: во-первых, заметно увеличить численность войска, постоянно находящегося на Востоке, — что означало серьезные дополнительные расходы, к которым не была готова ни французская, ни папская казна; во-вторых, укрепить границы христианского Отремера (в 1250–1254 годах Людовик IX попытался сделать это, и именно его усилия позволили остаткам Иерусалимского королевства продержаться еще 40 лет); в-третьих, поддерживать раскол между мусульманскими лидерами, не позволяя им объединиться; в-четвертых, надолго нейтрализовать грозивших с востока монголов. Совершенно очевидно, что с этими задачами Франции было в одиночку не справиться, рассчитывать же на помощь остальной Европы, поглощенной иными заботами, не приходилось.
Тем не менее в тот момент, когда войско султана оставило Дамьетту, положение мусульман совсем не выглядело радостным.
Появление в Египте самого ас-Салиха Айюба, приехавшего из Сирии, ничуть не улучшило ситуацию: как раз в ноябре 1249 года, когда закончился разлив Нила и крестоносное воинство двинулось по направлению к Каиру, султан умер в Мансуре. Поговаривали о том, что его долгая болезнь и смерть были следствием отравления. Этим слухам уделяет внимание и Жуанвиль, рассказывая о циновке, которую смочил ядом коварный дворецкий султана, отравив кровь последнего, в которую яд попал через ранку на ноге{103}. Однако сопоставление западных и арабских источников привело большинство историков к мнению, что, скорее всего, смерть ас-Салиха имела естественные причины{104}.
Как бы то ни было, до прибытия в Египет старшего сына и наследника покойного, Тураншаха, влиятельная супруга ас-Салиха — Шаджар ад-Дурр, посовещавшись с командующим сарацинским войском эмиром Фахр-эд-Дином, пошла на необычный шаг: она скрыла от армии смерть султана, тайно похоронив его и продолжая издавать указы от имени покойного. Тем самым удалось избежать паники в войске, которое в феврале 1250 года нанесло крестоносцам у стен Мансуры тяжелое поражение. Один из участников похода, рыцарь ордена тамплиеров, совершенно отчаянно оплакивал это событие: «Гнев и печаль поселились в моем сердце… так, что я едва могу жить. Кажется, Господь желает добра туркам, на нашу беду… Увы, королевство на Востоке [62] утрачено, да так, что ему уже не суждено подняться вновь… Каждый, кто хотел бы воевать с турками, безумен, ибо сам Христос более не воюет с ними» {105} .
62
Очевидно, Иерусалимское, облегчение участи которого было одной из главных целей похода.
Вынужденный отход назад, к Дамьетте обернулся для армии французского короля, страдавшей от цинги и дизентерии, катастрофой. В битве при Фарискуре она была разгромлена, сам Людовик попал в плен, из которого был выкуплен за огромную сумму в 400 тысяч ливров. Опечаленный, но не сломленный поражением, он отплыл в Акру и решил остаться в Святой земле. Там он провел четыре года, занимаясь укреплением крепостей, которые еще оставались под властью Иерусалимского королевства. Тем временем взбунтовавшиеся мамелюки [63] , подстрекаемые Шаджар ад-Дурр, свергли султана Тураншаха и захватили власть в Египте, положив конец владычеству династии Айюбидов. Правда, представители этой династии по-прежнему правили в Сирии и немедленно затеяли войну с мамелюками. Королю Людовику приходилось совершать сложные дипломатические маневры между враждующими мусульманскими сторонами, а также активизировавшимися монголами. В конце концов ему удалось избежать новых столкновений, укрепить границы того, что еще оставалось от Отремера, и в начале лета 1254 года отбыть домой, во Францию.
63
Мамелюки — члены войска, существовавшего в Египте при династиях Фатимидов и Айюбидов. Изначально мамелюки были пленниками и рабами, преимущественно тюркского и кавказского происхождения, которых египетский султан покупал, чтобы сформировать из них свою гвардию. Впоследствии мамелюки приобрели большое политическое влияние. В 1250 г. они свергли последнего египетского султана из рода Айюбидов — Тураншаха II. Позднее мамелюкский полководец Бейбарс отразил нашествие монголов на Ближний Восток, нанеся им поражение при Айн-Джалуте (1261). Возникший султанат мамелюков просуществовал более двух с половиной веков, до 1517 г., когда был покорен войском турецких султанов из династии Османов, на службе которых находились свои «гвардейские» части — янычары, формировавшиеся по принципу, очень схожему с войском мамелюков. В качестве привилегированной касты воинов-землевладельцев мамелюки просуществовали в Египте очень долго, до XIX в.
Неудачный крестовый поход навсегда изменил его: «После возвращения из-за моря король держал себя столь благочестиво, что с тех пор никогда не носил ни беличьего меха, ни ярко-красной ткани, ни золоченых стремян и шпор… Он был столь воздержан в еде, что не требовал ничего сверх тех блюд, что ему готовил его повар… Он всегда кормил бедных и после трапезы приказывал подавать им из своих денег… Он стал очень благочестивым к Господу нашему и очень справедливым к своим подданным»{106}. Именно после возвращения из-за моря Людовик IX затеял серию реформ, благодаря которым, по мнению Жуанвиля, «управление королевством Франции стало намного лучше»{107}. Но идея крестового похода не оставляла короля, и он еще вернется к ней на исходе жизни.
После прибытия в Акру Людовик провел в Святой земле еще четыре года — с супругой и несколькими детьми, которые родились за время затянувшегося похода, но без братьев. Альфонс и Карл вернулись во Францию еще весной 1250 года, чтобы помочь в управлении королевством пожилой и больной матери (Бланка Кастильская умерла осенью 1252 года, судя по всему, от рака). Что же касается Роберта д'Артуа, то он погиб в битве при Мансуре, куда ворвался со своим отрядом, оторвавшись от основных сил крестоносного войска. Сарацины окружили французов на узких улочках Мансуры и в жарком, но недолгом бою перебили их почти поголовно. По свидетельствам Жуанвиля и некоторых других очевидцев, король очень тяжело переживал гибель брата. Неприятность случилась и с Альфонсом де Пуатье — как и сам король, он nonayi в плен, но был выкуплен. Только Карл Анжуйский, похоже, не пострадал во время похода, хотя не раз находился в гуще битвы. Правда, в плену вместе с королем Людовиком побывал и он.