Меч и корона
Шрифт:
Людовик обрадовался вести, но скрывал это и велел отслужить торжественную мессу по грешной душе графа. Преподобный Бернар утверждал, что он предвидел подобную кару для графа, осмелившегося поносить имя Божие.
Я же просто скорбела.
И что же теперь? Его смерть открыла другой ларец — таивший, как оказалось, новые благоприятные возможности для меня. Старый лев Анжу умер, его место займет молодой лев, Анри, граф Анжуйский, герцог Нормандский, и ничто не будет сдерживать ни его власти, ни его
И даже в семейных делах Фортуна, известная своим непостоянством, сочла возможным улыбнуться мне. Не прошло нескольких месяцев, как в январе только что наступившего 1151 года упокоился аббат Сюжер. Замолк единственный голос, столь красноречиво склонявший Людовика не в мою пользу, удерживавший его от того, чтобы предоставить мне свободу. Он мирно скончался во сне, голос его наконец-то смолк, а Всевышний призвал его душу в райские кущи за все Добрые Дела, свершенные им в интересах Людовика. И да будет Господь за то благословен! Теперь я стану преследовать Людовика своими требованиями на каждом шагу, а заглушить их будет уж некому. Оставался, конечно, Галеран, но его я предпочитала вообще не замечать, лишь высокомерно улыбалась, сосредоточив все внимание на своей жертве.
Наконец-то наступил долгожданный прилив, можно было поднимать паруса.
За ужином во время Великого поста, когда Людовик ковырял ножом свою рыбу.
— Отчего вы не хотите подумать об этом? В этом браке ни вас, ни меня уже ничто ведь не держит.
— Мы муж и жена пред Господом и законом.
И он так жадно проглотил бесформенный кусок соленой трески, будто вкушал пишу в последний раз.
— Благочестивому Бернару это видится по-иному.
Я поразмыслила, не съесть ли немного этого грубого, не сдобренного специями блюда, и в итоге отвергла его.
Людовик тоже оттолкнул тарелку с недоеденной рыбой. Глаза у него были пустые, почти как у лежавшей на тарелке трески.
— Я не могу пойти на это. Вы сделаете из меня посмешище.
— Лучше уж расторгнуть брак, чем остаться без наследника, — сказала я вполголоса, под заунывные причитания нескольких странствующих менестрелей, которые не пользовались моим покровительством.
Лицо короля побледнело. Я ударила по больному месту. Отбила у него всякий аппетит и ни мало о том не сожалела.
В королевском аудиенц-зале я подошла к нему, как просительница, держа на руках Алису.
— Если другого ребенка я вам не рожу, то трон унаследует ваш брат.
— Я знаю, чего вы хотите. И отвечаю вам: нет.
Я безмятежно улыбнулась ему:
— Вы же знаете, что это правда. Брат ваш спит и видит, как бы отнять у вас корону. Он следит за каждым вашим вздохом и молится, чтобы тот оказался последним.
— Я не стану делать по-вашему,
— Но я же неспособна зачать сына!
Тут Алиса, чем-то недовольная, издала громкий писк, высокий, типично девчоночий, и Людовик невольно отшатнулся.
В его спальне — там я ждала, когда он, бледный и изможденный, возвратится со всенощной.
— Неужто Аквитания стоит всего этого, Людовик?
Он закрылся в гардеробной и стонал так, словно на него напал понос.
Я последовала за ним и на конюшню, когда он пошел посмотреть на своего любимого коня.
— Ваше величество…
Я не забывала, что нас слышат конюхи.
— Нет!
— Вы насекомое, Людовик! У меня терпения на вас не хватает!
Тронный зал. Я собрала всю свою волю. Я не отступлю от своего. Если уж я не могу обрести свободу от этого брака, то и Людовику нельзя дать возможность упрятать этот вопрос в долгий ящик. Сейчас за его плечом маячил Галеран — Людовик позвал его намеренно, дабы укрепить свою решимость. Оно и к лучшему. Я ринулась на них обоих с ходу.
— Соглашайтесь на расторжение брака! Я непременно добьюсь этого!
Людовик повернулся, посмотрел на меня; глаза у него были совершенно пустые, это выводило меня из равновесия.
— Людовик!..
— Получайте его.
Нет, не пустыми были его глаза. В них было страдание.
— Что?
— Получайте свой развод!
— Вы говорите серьезно?
— Вполне. Разве я не сказал ясно?
— Но, Ваше величество…
Галеран, у которого от волнения вдруг резко обозначались глубокие складки, сбегающие от носа к верхней губе, потянул его за рукав.
— Довольно! — Людовик, сразу загоревшись гневом, отдернул руку. — Мне известны все доводы против этого. Я знаю, что потеряю.
— Половину королевства, Ваше величество!
— Вы что же, думаете, я этого не понимаю? Но с меня хватит. Вы правы, Элеонора. На то воля Божья. Получайте свой развод. Бог свидетель, вы изрядно потрудились, чтобы его добиться.
— Но вы же потеряете Аквитанию, — чуть не стонал Галеран.
Я наблюдала за тем, как он пытается отговорить Людовика, и порадовалась той отповеди, какую он получил от короля.
— Вы думаете, что я ничего этого не знаю? Все я знаю, глупец вы этакий. Но что мне Аквитания, если я не могу передать ее сыну? Это дьявольское искушение, дабы смущать душу мою. — Он повернулся ко мне и проговорил капризным, сердитым тоном: — Мы больше не можем жить вместе. Получайте свою свободу. Возвращайтесь в Аквитанию. Я теперь свободен от вас.
Свершилось, наконец. И так быстро, что я была поражена. Мне даже верилось в это с трудом.
— Я так и сделаю. С радостью. И вы не пожалеете о своем решении.