Меч и Крест
Шрифт:
— Загадочнейшая история, — покачал головой пострадавший организатор. — Но если вам интересно…
— Да, конечно.
— В музее, естественно, есть охранник, — обстоятельно начал блондин. — Но он спал, несмотря на рев сигнализации. Приехавшей на вызов бригаде пришлось залазить в разбитое вором окно: тот не открыл им дверь.
— Его считают соучастником?
— Его с трудом разбудили, но так и не привели в себя, — предполагают отравление малоизвестным газом. Но это полный абсурд, — пренебрежительно скривился рассказчик, — потому что
И Катя, которая ничего подобного говорить не собиралась, непроницаемо кивнула, снова почувствовав себя на коне: знал бы блондин, как трижды загадочно все было на самом деле, сразу утратил бы свою прохладную рассудительность.
— Но он просто не мог успеть, — продолжал разглагольствовать неосведомленный. — Удивительно даже то, что он успел убежать, — милиция приехала через считанные минуты. Так чего же они добивались? Чего хотели эти девушки?
— Девушки? — сразу утратила свою прохладную насмешливость Катя.
— Пятнадцать минут назад, — поделился блондин, — мне сообщили, что объявился водитель такси, подвозивший ночью к музею двух барышень. Время совпадает. Причем красавицы вызвали такси на дом, некоторое время катались по Городу вместе с третьей подружкой, а потом попросили отвезти их прямо к Терещенко. Представились студентками театрального. Внешность у них, судя по описанию, и впрямь колоритная, одна блондинка с африканскими косами до пояса, вторая рыжая. Первую точно не перепутаешь! Милиция уже отправилась по их адресу…
— Милиция?
Внезапно Катя возненавидела свое новое платье. В нем было неуютно и непривычно, совсем не так, как в ее бронированных костюмах.
— Но зачем студенткам театрального?..
— И впрямь зачем? — с нажимом переспросил блондин, глядя на нее замерзшими глазами. — Явно не для того, чтобы украсть. Но тогда зачем, как вы думаете? — Он уставился на нее, не мигая, будто надеялся, что она и впрямь ответит на его вопрос.
— Откуда мне знать, — выдавила Катерина.
И вслед за платьем мгновенно возненавидела проклятого блондина, взвалившего на нее эту — такую ненужную ей — ответственность за две ненужные ей судьбы.
Как только она узнала, что тюрьма, угрожавшая Машиному отцу, оказалась истеричной гиперболой ее матери, и предусмотрительно уведомила Дашу, что исчезает сегодня по причине предстоящего поединка, Катя выбросила двух своих случайных союзниц из головы, если не навсегда, то очень и очень далеко — за границы своего мироощущения.
Но ее отпуск оборвался внезапно и без предупреждения, как только….
«Милиция уже отправилась по их адресу!»
«Идиотки! Идиотки! Приехать туда на такси!»
Теперь менты знают их адрес, квартиру и телефон. Они устроят засаду и возьмут их без всякого труда. Их опознает водитель. И Дашины пальцы совпадут с отпечатками на окне музея. И будет смешно даже заикаться о существовании сумасшедшего с ножом. Им никто не поверит. И Маша пойдет как соучастница… И ей конец, потому что, в отличие от Даши, она не выживет не только в тюрьме — даже в обычном обезьяннике, где окажется не позднее чем через час. Ведь…
«Милиция уже отправилась по их адресу!»
«Вот суки!»
Екатерина Михайловна Дображанская всю жизнь считала себя сукой редкостной бездушности. Другие — тоже, но она была солидарна с ними и старательно поддерживала в этом мнении — и их и себя. Она любила себя сукой и была убеждена: быть сукой, которой наплевать на всех и вся, удобно, выгодно и стерильно для души.
Но каким-то немыслимым чудом в ее душе завелась наивная студентка, оказавшаяся первым и последним человеком, пытавшимся понять, помочь, поддержать ее, не потому, что получал за это деньги, а потому, что верил: «Катя — хорошая». И кроме нее, хорошей Катю не считал никто, включая и ее саму. Но проблема в том, что в присутствии Маши она и сама начинала ощущать себя если не хорошей, то как минимум не такой уж плохой… И как ни хотелось бы ей сейчас быть индифферентной и безразличной сукой редкостной бездушности, она ею сейчас не была!
«Но что я могу сделать, если милиция уже поехала по их адресу?»
«Мне сообщили пятнадцать минут назад».
Пятнадцать!
Официантка наконец принесла мартини. Но Кате уже не судилось его пригубить.
— Впрочем, какие бы цели они ни ставили, — продолжал ее отчужденный собеседник, — достигнуть их им не удалось. Но это еще полбеды — куда хуже то, что они привлекли к себе наше внимание.
— Да, это чертовски плохо, — искренне согласилась с ним она.
— К себе и к этой картине, — голос блондина звучал где-то на периферии ее сознания.
— При чем здесь картина?
Катерина мучительно пыталась вспомнить номер телефона на Яр Валу. 224… А дальше? 224-12-22. Нет!
— Но это же не просто картина — это три «Богатыря». И если бы с ними что-то произошло…
— Вам можно было бы только посочувствовать.
«Может, 224-22-12? Маша могла уже вернуться… 224-22-17? А милиция еще не доехать… Мне сообщши пятнадцать минут назад. 224-27-22. И у нее есть считанные секунды!»
— И не только мне, но и всем нам — Городу, стране, — убежденно глобализировал проблему бледноглазый.
— Думаете, это испортило бы наши отношения с Россией?
От напряжения у Кати взмокли ладони.
«224-72-27?»
«Нет! Нет! Нет! Все кончено!»
— Есть проблемы, которые невозможно разделить на «наши» и «их». Хотя бы потому, что когда в Киеве жили три богатыря, здесь тоже была Русь. А то, что было, будет всегда, — непонятно ответил он, вдруг становясь подчеркнуто серьезным.