Меч обоюдоострый
Шрифт:
И он еще говорит о своих «воплях о правосудии к архипастырям России!» Да, ведь, сии архипастыри, голосом С. Синода, в его двух составах — зимней и летней сессий, уже давно ответили на ваши вопли, схимниче, и ни один из святителей Церкви Русской пока не протестовал против послания С. Синода о вашей ереси; всюду послание мирно принято и прочитано в обителях иноческих; два вселенские патриарха, в Бозе почивший и ныне здравствующий, с их Синодом из 12-ти митрополитов единогласно заявили, что проповедуемое вами, имебожниками, учение — ересь; столь же твердо и решительно, в беседе со мною, подтвердил сие и блаженнейший патриарх Антиохийский; дерзаю сказать, ибо тако верую, что и вся православная Церковь единым сердцем и едиными усты — не с вами, имебожниками, а с нами, архиепископами Антонием и Никоном: это — не наш одинокий голос, не наше частное мнение двух архиепископов, а голос всей Русской Церкви, Церкви Константинопольской, Церкви Антиохийской, — я дерзаю сказать — Церкви во всей вселенной сущей, ибо сей голос твердо основан на учении великих отцов и учителей Церкви, на учении 2-го вселенского собора, осудившего первоначальника
Иеросхимонах должен подавать пример послушания Церкви; вас, о. Антоний, давно зовет на суд свой святейший патриарх вселенский: он и лично в беседе со мною осведомлялся: явитесь ли вы к нему на сей канонический суд? Я ничего не мог ему ответить на этот вопрос. Так вот, вместо того, чтобы писать апологии своей ереси, вместо того, чтобы уводить за собою — вон из Церкви, непослушанием церковной власти, толпы слепо вам верящих монахов, не должны ли вы прежде всего исполнить свой долг пред первосвятителем Константинопольской Церкви, к коей вы, по канонам церковным, принадлежите, — пойти в Царьград и очистить себя, если считаете себя правым, на суде своей Церкви, а потом уже и вступать в полемику и обличать меня и единомышленных со мною святителей — наш С. Синод и всех, кто приемлет учение о имени Божием, изложенное в послании С. Синода. Пока вы заблуждались искренно, пока не слышно было голоса Церкви, дотоле можно было относиться снисходительно к вашему заблуждению, ибо можно было надеяться, что вы, услышав глас Церкви, вразумитесь, сознаете свою вину пред нею; но теперь, когда вы стоите на пороге Церкви, готовый покинуть ее, несмотря на ясно выраженный взгляд Церковной власти на ваше заблуждение; теперь, когда Церковь принимает совращенных вами уже как еретиков, по особому чину, не пора ли вам оставить полемику и поглубже вдуматься в свое положение? Ведь, вы уже вступили на путь осуждения самой Церкви, на путь сознательного ей противления! Ибо что это, как не сознательное противление Церкви — это упорное невнимание гласу ее, это замалчивание, мало того — отрицание ее авторитета?.. В «Моем добром» — все же добром слове, а не «злом», как угодно было выразиться вам, судия помышлений чужих! — приведено до десятка выписок из святоотеческих писаний, опровергающих ваши мудрования; из них вы коснулись только одного, и думаете, что опровергли его странным, неуместным указанием, что «Балтийское море не есть Финский залив» и что «солнце не есть луч» солнца... Да, ведь, и в этих-то убогих сравнениях вы только сами себя побиваете! Балтийское море останется и без Финского залива Балтийским морем, и солнце останется солнцем, если и скроется луч его. Так и Бог от вечности пребывает в существе Своем без имени, ибо для Себя Самого не имеет нужды в имени, а до сотворения мира тварных существ еще не было... «Усвояемые же Богу имена недавни сравнительно с Самим Богом, — не ради Бога, а ради нас измышлены имена для усвоения понятия о Сущем, т. е. о Боге»: все это, ведь, не мои слова, а богомудрого святителя Григория Нисского, — слова, которые вы, схимонаше Антоние, тщательно скрываете от своих последователей — несчастных простецов, вверивших вам свои души... Если сии и многие другие выражения св. отцов не суть истина, то почему же вы не опровергаете их? Дерзайте, если совесть ваша это позволит вам!
Можно думать, что ваша схимническая совесть позволит вам сделать попытку и на это. Позволила же она вам, в своем открытом ко мне письме, привести из славянского «Добротолюбия» выдержку: «ово бо есть свет, те же тьма, и ово есть Бог и Владыка, те же раби бесом», — несмотря на то, что вам было указано, что в этом месте опечатка, что и в греческом тексте, и в русском переводе тут стоит не «ово», не ***, не «сие», а ***, «сей», надо разуметь не «имя», а Самого Господа Иисуса. Скажите по совести: почему вам на этот, только на этот, раз так полюбился именно славянский перевод с его ошибкой? Как объяснить ваше упорное нежелание признать эту ошибку перевода или даже простую опечатку, обличаемую греческим подлинником? Отвечайте!..
А вы еще берете на свою совесть предвосхищать суд Божий надо мною, — но, что я говорю: надо мною? — над Св. Синодом, над патриархами, над всеми, кто приемлет учение об именах Божиих, с вашим лжеучением несогласное, — дерзаю сказать: над всею Церковию православною! Вы грозите мне судом Божиим за «Мое доброе слово имеславцам», вашим несчастным последователям! Бог видит мою искренность, с какою писал я это «доброе слово». Вы уже предрешили, что только для меня, а не для вас будет страшен суд Божий! Пусть же Он, Судия праведный, рассудит нас, пусть будет милостивым Судиею и мне, и вам за ваши — не клеветы на меня — их да простит Он вам! — а за ваши писания, уводящие все дальше последователей ваших от Церкви, заражающие их ядом вражды и ненависти против власти церковной, против носителей благодати — архипастырей Церкви.
Вы «ужасом велиим ужаснулись», прочитав мое доброе слово вашим единомышленникам. Я со страхом прочитал ваше дерзновенное обращение к суду Божию. Мне было больно читать эти ваши строки — больно за вас же! Страшно впасти в руце Бога Живого!
Я не стану теперь разбирать всю ложь, все клеветы, какими вы, осыпаете меня со слов жидовских и лжепатриотических газет, враждебно настроенных против представителей Церкви Русской, а равно со слов ваших единомышленников, которые не стеснялись в храме Божием мне кричать в глаза: «еретик, масон», и подобные лестные словеса; вы уверяете своих читателей, что «Мое доброе слово» изошло из «злого и враждебного» к вам сердца (о, судия сердца чужого! — повторяю слова блаженного Августина); будто я ненавижу имеславцев (я всякую ересь ненавижу, а еретиков жалею); вы пишете, будто я — о, ужас! — залил братской кровию всю дорогу от монастыря до пристани (какой же я разбойник!): будто я заставил томиться в темнице кого-то (еще новость для меня!); будто насилием отнял в Одессе книги у монахов на 10,000 рублей (?!) (и во сне не снилось мне!) и т. д., и т. д...
Повторяю: я все ждал, что вы, как добрый схимник, прочитав выдержки из моего доклада Св. Синоду, снимете по совести хоть часть некую из сих обвинений с меня; к сожалению, приходится думать, что у вас достает совести замолчать все это и оставить несчастных своих последователей в заблуждении...
Позвольте же мне оказать вам некую услугу, предостеречь вас, с кем вы имеете дело, кого избрали себе сотрудником...
В 1910 году Св. Синодом извержен из сана некий иеромонах Таврической епархии Павел Кусмарцев, за отречение от православной церкви, которую он именовал «формальною, консисторскою, синодальною»: не тот ли это «инок Павел Кусмарцев», который сотрудничает в составлении выпускаемых и распространяемых вами брошюр?.. Не он «собрал» присланную вами мне книжку «Учение отцов Церкви об именах Божиих», в которой не только о. Иоанн Кронштадтский, но и я, грешный, и г. Троицкий, и многие другие современные писатели, из духовных и мирских, попали в число «отцов Церкви»?..
Знаменательное сотрудничество!..
Я вставил в машину бумагу, чтобы побеседовать только с моими читателями, ответить на их вопросы по поводу открытого письма ко мне А. Булатовича, но эта беседа как-то сама собою обратилась в письмо к самому Булатовичу. Ну что же? Пусть и он прочитает мои думы, пусть эта беседа будет отчасти ответом на его письмо...
Тяжело думать, до чего мы дожили! Всякий, кому вздумается, неизучавший богословских наук не только в духовных школах наших, но хотя бы и дома, под руководством добрых наставников, начитавшись, без разбора книг, хотя и духовных, и полезных, но без надлежащей подготовки, уже мнит себя «богословом», полагает, будто он вправе излагать новые догматы, истолковывать учение православной веры, и впадает в ересь, воображая, что он-то и защищает истинную веру...
Не печальное ли это явление?
Давая волю своей мысли летать в области богословского мышления без всякого контроля, он не задумывается над вопросом: «да по той ли дороге я пошел? Есть люди, которые всю жизнь отдали богословским наукам: не обратиться ли мне к ним? Быть может, они мне укажут источники и пособия более авторитетные, чем мое собственное смышление. Ведь, во всяком случае, вопрос-то, поднятый книгою схимонаха Илариона, не из настолько простых, чтоб мог его решать своим умом я, новичок в богословии, новичок в монашестве, — да если бы даже я имел и полное богословское образование, — это вопрос, требующий специальных знаний не только по богословию, но и метафизике, и патрологии, и мало ли еще по каким наукам... Не напрасно же, ведь, святые отцы заповедуют нам, простым монахам, не пускаться в догматические исследования: это дело — выше нашего ума!..»
Ничего подобного, кажется, не приходило в голову вчерашнего гусара-иеросхимонаха: сознайтесь, о. Антоний: (ведь — правда?) он, по военной привычке, захотел приступом взять имя нового богослова, произвести впечатление своею «Апологией», и стал сочинять новый догмат... Так явилась ересь имебожников.
Что же лежит психологически в основе новой ереси? Самочиние мысли, не искавшей «окормления» от Церкви.
Чего недостает несчастному гусару, облекшемуся прежде времени в одежды схимника?
Смиренномудрия, отречения от себя самого, от своего смышления и разумения.
Но если человек, избалованный воспитанием, успехами по службе, более или менее, хотя и по-светски, образованный, мог, начитавшись духовных книг без руководства, залюбоваться на себя, вообразить себя ученым богословом, то как объяснить себе, что простецы-то, им увлеченные, забыли долг послушания Церкви и упорно идут за ним вопреки голосу Церкви, призывающему их к послушанию?
Увы, и простецы способны заразиться тем же самочинием, каким заражаются и мудрецы! Если мудреца ослепляет самомнение, то простеца ослепляет его невежество. А общая причина одна и у того, и у другого — недостаток церковности в воспитании. Ни тому, ни другому никто в свое время не внушал, и им в голову не приходило, что в деле веры и жизни во Христе у нас нет своей воли, своего смышления: надо все, решительно все, проверять разумом Церкви и принимать в свою душу, в свое сердце, проводить в свою жизнь только то, что отвечает духу Церкви, учению ее, преданиям ее, заветам ее. В вопросах сомнительных лучше сознавать свое невежество, немощь своего ума, чем мудрствовать по своему смышлению. Церковно-воспитанный человек постоянно стоит на страже своего сердца, своего мышления: так ли я думаю? не погрешить бы, да посмотрю-ка я у святых отцов? А что говорят митрополит Филарет, епископ Феофан-затворник, что пишут старцы подвижники: Макарий Оптинский, Георгий-затворник и другие? Не говорю уже о научных трудах по православному богословию, во всех его отраслях в творениях авторитетных архипастырей и учителей Церкви... Сознавая или, по крайней мере, ощущая себя инстинктивно, живым членом Церкви, он будет всячески оберегать свое религиозное миросозерцание от самомалейшего уклонения от учения Церкви, он будет постоянно искать живого общения и с теми, кого Церковь поставила руководителями в вере и жизни для чад. Он будет таким образом впитывать в себя самый дух церковности...