Меч Прометея
Шрифт:
— Может, Глеб?!
— Глеб не стал бы подключаться к Центавру! — проворчал координатор. — Пойдемте в рубку.
Центавр работал в бешеном ритме. Шкалы напряжений на его рабочих блоках, показатели температуры и счетчики израсходованной энергии светились оранжевым светом, свидетельствуя о том, что машина давно уже вошла в критический режим. Главный кибернетик, вспотевший и несчастный, беспомощно развел руками.
— Если это будет продолжаться еще минут пять, я ни за что не ручаюсь! Машина не выдержит!
— Вы пытались установить, что
— Конечно, пытался. Это все равно, что обращаться с вопросом к человеку, находящемуся в глубоком шоке! У Центавра задействованы все блоки, все до последней микросхемы. Ему нечем нам отвечать. Центавр полностью задействован на канал, по которому идет передача.
— А вы уверены, что это передача?
— Не понимаю, что вы имеете в виду?
— Я хочу знать, не передает ли Центавр из своих блоков памяти что-нибудь вовне. Тот, кто сумел напрямую подключиться к нашему основному управляющему устройству, минуя все защитные схемы, мог им воспользоваться для получения информации!
— Минуту назад Центавр работал именно на прием. Сейчас проверим еще раз.
Связист и кибернетик повернулись к пульту. Защелкали тумблеры контрольных переносных устройств и ручных анализаторов. Спустя минуту ответ был получен:
— Он передает! На полную мощность, с ускорением примерно на два порядка выше обычного!
— Немедленно отключите машину!
Прежде чем кибернетик успел дотянуться до главного рубильника, громкий хлопок автоматических выключателей словно отсек надрывный визг изнывающих под непосильной нагрузкой механизмов. Передача окончилась. Медленно остывали блоки. Одна за другой гасли сигнальные лампы на центральной панели, оранжевые огни индикаторов на мгновение засветились зеленым светом и погасли.
— Установите, что он передавал. Что и кому? И как случилось, что наша машина смогла осуществить подобную передачу без нашей команды! — Казалось, координатор вот-вот сорвется и окончательно потеряет контроль над собой.
Кибернетик колдовал с переключателями, вкладывая в приемные щели программных устройств карточки с микротестами. Снова засветились панели, затрещали печатающие устройства. Машина медленно, словно нехотя просыпалась и набирала обычный рабочий режим. Наконец пришли ответы.
— Передача велась по нашему внешнему кодовому вызову.
— Иными словами — это был Глеб?
— Не совсем так. Кодовый вызов мог прийти только из машины, которой он управлял. Этот код был записан в ее памяти. Он не поддается изъятию и расшифровке. Без него Центавр не вышел бы на связь. Но вот все остальное… Характер работы машины и скорость выдачи информации не соответствуют нашим обычным передачам. Скорее всего, кто-то все же сумел воспользоваться нашим кодом.
— Установите, какие блоки долговременной памяти были использованы во время передачи.
— Боюсь, что точного ответа мы не получим. Машина стерла полученную команду. Ее нет в памяти. Я попробую кое-что узнать, пока еще сохранилась температура задействованных
— Самое главное — установить, какую именно информацию он передал. Это вы должны выяснить во что бы то ни стало.
— Я попробую. Но мне нужно время.
— Сколько?
— Полчаса, не меньше…
— Хорошо. Сообщите ответ в центральную рубку сразу, как только получите результат.
В крохотной кабинке скоростного межпалубного лифта было тесно. Возможно, поэтому разговоры в лифте не пользовались успехом. И все же координатор не стал ждать и начал разговор именно здесь, сразу после того, как вместе с Лонгом покинул управляющую рубку. Он спросил, глядя на Лонга в упор:
— Надеюсь, это вас убедило?
Лонг промолчал. У него не было ни малейшего желания затевать сейчас этот разговор на ходу, в стремительно мчавшейся кабине. Но координатор продолжил:
— Теперь они знают о нас все или почти все. Они получили всю нужную информацию и ни словом не откликнулись на нашу передачу.
— Вы обещали мне подождать хотя бы четыре часа. Я по-прежнему на этом настаиваю.
— Да?! После всего, что произошло? Дать им время усвоить полученную информацию, расшифровать ее, определить наши слабые места и ударить первыми?
— Уже «ударить». Откуда вы знаете, что они собираются делать?!
— Я не знаю. Ничего не знаю… Именно поэтому надо что-то предпринимать. Немедленно.
Глеб проснулся сразу, словно от толчка, и несколько секунд лежал, не двигаясь, напряженно прислушиваясь.
Что-то его разбудило. Не звук. Нет, что-то другое… Он полулежал на откинутой спинке водительского сиденья. Прямо перед ним широкой аркой изгибался пульт, испещренный многочисленными тумблерами. Здесь как будто все было в порядке… И все же он совершенно точно знал, что проснулся от ощущения чего-то постороннего. То, что его разбудило, было здесь, в самой рубке, совсем рядом с его беспомощным во сне телом… Он рывком сел и осмотрелся. Рубка невелика для такой мощной машины. Здесь все знакомо до последней мелочи и вроде бы ничего не изменилось, пока он спал.
Не померещилось же ему это… И вдруг он понял. В машине царили мертвая тишина. Такая полная и глубокая, словно просочилась снаружи, из окружавшего танк чужого молчаливого мира… Но земная машина никогда не бывает немой. Даже если спит водитель, на пульте щелкают счетчики, тикают часы, жужжат неумолчные моторчики курсовых гироскопов, чуть слышно пощелкивают реле в сторожевых устройствах… Этих звуков сейчас не было, словно он проснулся в глубоком космосе. Глеб подумал, что отказали микрофоны скафандра, такое иногда случалось. Он щелкнул пальцами, и звук ударил в шлемофоны громко, как выстрел.