Меч судьбы

Скороходова Татьяна Николаевна

Где-то там внизу, так близко и так бесконечно далеко, горланят посетители, стучат кружки о столы, заливаются хохотом разбитные девицы и басят влюбленные на одну ночь ухажеры. Тренькает лютня, подпевая охрипшему певуну. Хмельная, праздная жизнь бьет ключом. Так же будут жеманно хихикать девки и наливаться пивом мужики, когда он уйдет во тьму. Впрочем, выход есть. Силы можно разделить, но для этого девчонку придется убить, а Жрица бессмысленную жертву может и не принять. Обряд сорвется, и смерть веды будет напрасна. Пока не испробованы все возможности, о ритуале и думать нечего. После него уже надежды не

останется, а рисковать он не может. Веда сама должна сделать выбор.

Вейр перевел взгляд на паучка, деловито пеленающего белой нитью муху. Вот и он так, попал как кур в щи. Так опростоволоситься, даже не поставить защиту! Какая-то деревенская девчонка сделала его, как прыщавого юнца. Хотя… хороша деваха, приодеть, причесать, и пару незабываемых минут, она, может быть, и доставит. Скрипнула, отворилась дверь, в комнату вплыла рыжеволосая хозяйка с подносом в руках. Покачивая бедрами, прошла к столу и принялась расставлять дымящиеся тарелки, то и дело принимая аппетитные позы. Вейр не отводил взгляда от роскошного тела. Помирать, так с музыкой. Дора выпрямилась, сверкнула глазами. Он сел, похлопал по одеялу:

— Иди сюда.

— Ты, колдун, больно много о себе думаешь. Я тебе не девка желторотая!

Он смотрел, не отводя взгляд. Бесцеремонно, нагло, не скрывая желания. Дора молчала, но блеск зеленых глаз сказал ему все.

— Я жду, — тихо, властно проронил он.

— Муж узнает, — она шагнула к постели, словно нехотя.

Вейр ухмыльнулся:

— Ты ждала, пока он укатит в город. Я дважды не повторяю.

Лег на постель и отвернулся. Он ждал, закрыв глаза, не сомневаясь, что она придет. Постель дрогнула, прогнулась под тяжестью. Пахнуло запахом разгоряченного женского тела, сдобы, лицо защекотали пушистые мягкие волосы. Прохладные пальцы расстегнули рубашку и скользнули по груди, животу. Вейр усмехнулся и сгреб Дору в объятия.

***

Ранним утром я выползла на крыльцо, потягиваясь и зевая. Челюсть отозвалась тупой ноющей болью. Вчера мне было не до примочек и лечений. Вечером, поужинав и немного посидев на крыльце, мы рано легли спать. Лида предупредила, что Золт, узнав о моем отъезде, сказал, как отрезал, что утром Данко приведет лошадь. Ни мальчонки, ни лошади до сих пор не было. Где-то застрял, наверное, по своему мальчишечьему обыкновению.

Ворота открылись, и перед моим заспанным взором предстало его аристократическое мерзейшее высочество, под высочеством гарцевала вороная красавица-кобыла. И как его до сих пор не прибили на тракте? Колдун скользнул взглядом по моему помятому со сна лицу. Ну, да. Краса писанная, то есть битая. Им же. Распухшая челюсть вопияла о возмездии. Что-то мягко толкнуло меня в бок. Волк сунул лобастую голову мне под руку и застыл, разглядывая гостей. Я замерла в предвкушении.

Кобыла заплясала, встала на дыбы, истошно заржав, Вейр грохнулся на землю, еле успев увернуться от страшных копыт. Вороная, хрипя, заметалась по двору.

Пыль стояла столбом. Динка, подвывая, забилась в кусты малины, из подпола ей подпевал, посрамив местных плакальщиц, домовой, вещая о конце света, ведро каталось по двору, гремя от ударов копыт, кобыла то и дело наступала на него, чудом умудряясь не переломать ноги. Разгромив двор, она метнулась вправо-влево, разбежалась, птицей перелетела через

забор и умчалась прочь вместе с колдунской поклажей, аки тать в ночи.

Вейр сказанул нечто такое, от чего мне захотелось покраснеть. Не краснелось.

Волк сбежал с крыльца, сладко и неторопливо потянулся, перемахнул ограду и скрылся следом за вороной.

Вейр проводил парочку любящим взглядом, молча сел, отряхнул штаны, кожаную куртку, из-под которой выглядывал ворот белоснежной рубашки. Не понимаю я этой нежной привязанности к белому… Хотя, вряд ли он стирает сам. Отряхнувшись, одарил и меня взглядом. Я показала язык.

Лида стояла на крыльце, скрестив на груди руки. Глянув на её лицо, я передумала затевать скандал.

— Пошли в дом, завтрак на столе, — по её лицу было видно, что возражения не принимаются.

Объявив молчаливое временное перемирие, мы принялись за кружевные блинчики и творог с лесной ягодой. Колдун лишь сверкал странными глазами в мою сторону, но я и так понимала, кто я в его глазах и что он думает обо мне и моем волке. Он как раз аккуратно, ровными кусочками нарезал блинчик, когда с улицы донеслось тихое, жалобное ржание. Вейр выронил нож, выскочил из-за стола и бросился к выходу, я рванула следом, но наткнулась на каменную спину в белом. Просунув голову колдуну под мышку, я с боем отвоевала место под солнцем, и, довольная маленькой победой, обозрела пейзаж.

Посреди двора стоял волк, держа в зубах поводья, рядом переминалась с ноги на ногу вороная. На кобыле лица не было. Вейр неаристократично выругался себе под нос, повернулся ко мне:

— Где ты этого зверюгу взяла, сказать не соизволишь?

— Не твоего колдунского ума дело, — я развернулась и пошла одеваться.

Не всё коту масленица. У нас, вед, тоже секреты имеются.

Одевшись и недолго посидев на дорожку, мы вышли на крыльцо. Вейр помянул кого-то на непонятном языке, но явно не ёжиков.

Посреди двора стоял конь цвета грозового неба. Оседланный. Плавной иноходью подлетев к крыльцу, он стал боком ко мне и сверкнул волчьим взглядом. Закрыв рот, я принялась приторачивать сумки к седлу. Руки дрожали. Подумаешь, эка невидаль! Что мы, коней не видали… Волчьих кровей.

Я долго возилась, приторачивая сумки к седлу, ругаясь сквозь зубы на коней, волков, колдунов и иже с ними. Вейр наблюдал, подняв бровь, но помощь так и не предложил. То ли Их высокопородиям зазорно помогать деревенским клушам, то ли знал, что отвечу. Закончив, я подошла к Лиде, молча наблюдавшей за мной, сидя на крыльце. Она встала, погладила меня по голове дрожащими пальцами, мы крепко обнялись, затем она осенила меня знаком Матери, смахнув слезу. Я сдерживалась из последних сил.

С третьей попытки мне все же удалось взгромоздиться на коня. Махнув тетке рукой, я вытерла мокрые глаза и взяла поводья. Колдун вскочил на вороную, пришпорил её и вылетел за ворота, оставив за собой клубы пыли, волк легко, почти неощутимо тронулся с места, но родной плетень в мгновение ока остался позади.

Оборачиваться я не стала.

Глава 4

В которой герои отправляются в столицу