Меченные проклятием
Шрифт:
– Ты умеешь читать по звездам, Полион?
– Да. Ведь очень важно понимать знамения. Возион хочет, чтобы я стал пастырем, потому что, по его мнению, у меня есть дар. Багряная - это, понятно, Муоль. Она в Доме Детей. А яркая - это Джооль в Доме Любящих. (Конечно, Возион сказал, что она все еще в Доме Ведущих, но даже Возион не мог знать это твердо!) Так что время самое благоприятное.
– Благоприятное для чего?
– прошептала Ниад и теснее прильнула к нему.
– Чтобы познать любовь, а то для чего же?
– Полион скользнул рукой повыше и наложил ее ей на грудь.
– Ты же обещал!
– пожаловалась она, но снова не воспротивилась.
– Ты такая красивая, Ниад! И чтобы на тебя смотреть, и чтобы к тебе прикасаться. (Теплая, гладенькая. Нежная и упругая одновременно. Девушки поразительны! Таинственные, желанные, неотразимые. И он решил задачу с толстушкой и худышкой - Ниад пухленькая там, где требуется, и тоненькая, где это ласкает взгляд. Прелесть!)
– Ты обещал!
– Что я обещал?
– Что не будешь учить меня любви.
– Я обещал, что не буду делать тебе ничего неприятного, верно? И я же ничего не делаю, только обнимаю тебя.
– Вот просто и обнимай. Покрепче. А не... Ой! Не так крепко!
– Но почему?
– дохнул он ей в ухо.
– Мне больно. Ты такой сильный!
Он чуточку разжал руки. Но самую чуточку. Она больше не возражала: значит, ей это так же сладко, как ему. Следующий ход: погладить большим пальцем сосок, но надо выждать минуты две.
– Они услышат, - прошептала Ниад.
Она его подбадривает!
– Нет, не услышат.
На самом деле Полион различал где-то поблизости, что-то, больше всего похожее на шуршание сухой травы или листьев. Возможно, нынче в кустах с женщиной не он один. А если это правда, другая пара, то не иначе как Старик с Гвин-садж. Невероятно! Конечно, для него, Полиона, она старовата, но даже еще очень миловидна, а дедушка ведь СТАРИК что в нем может привлечь женщину?
– Полион?
– А?
– Называй меня Коди, если хочешь.
– А, по-моему, Ниад - красивое имя.
Ух! Он что-то сморозил. Перемену в ней он почувствовал еще прежде, чем она убрала его ладонь с груди.
В этом вся беда с девушками: никогда не говорят полностью, что имеют в виду. И мужчины часто говорят то, чего совсем в виду не имеют, Он знает! И еще он знает, что есть одно, чего ни в коем случае говорить не следует, разве что ты действительно так думаешь. Если это ложь, то хуже такой лжи нет. Достаточно ли он уверен, чтобы сказать это? Да, уверен, и твердо. А она тем временем одернула балахон.
Шаг назад, два шага вперед...
Он глубоко вздохнул.
– Ниад? Я тебя люблю.
Вот! Он это сказал. И он правда так думает. Это твердо!
– Ты это говорил разным девушкам.
– Нет, не говорил! И на этот раз я говорю чистую правду. Я влюблен в тебя безумно, как сумасшедший!
– Сколько их было?
– Ни единой!
Чистая правда. Чистейшая! Мейлим его спросила, и он ответил, что да, но сам-то этого слова не сказал, и значит, тот случай не в счет. А как еще он мог ответить на прямой вопрос? И даже он, может быть, вроде как верил, что любит Мейлим, но то, что он к ней чувствовал, не идет ни в какое сравнение с тем, что он чувствует к Ниад, и значит, все верно, Судьбы! Как он хочет... любит ее! Ничего подобного с ним прежде не бывало, и в жизни он ничего так не хотел. Еще немного - и он не выдержит.
– Полион?
– шепнула она.
– Что, милая?
– Когда ты был совсем маленьким, твоя мать называла тебя каким-нибудь особым, тайным именем? Только она - и больше никто?
– А?
– (А теперь что? Он попытался вернуть руку на грудь, но Ниад схватила ее и удержала на месте.) - Может быть.
– Скажи мне его.
– Не надо, а?
– Ты мне не доверяешь?
– Ну-у... Обещаешь, что никому не скажешь?
– Обещаю.
– Иногда она называла меня... Лягушонок.
– И почувствовал, как Ниад затряслась от смеха.
– Говорила, что я такой ногастый! Но если ты хоть слово...
– Я никому не скажу. Коди - мое среднее имя.
– Тоже очень красивое имя, - сказал он и вспомнил, что в Далинге придают среднему имени какое-то особое значение - какой-то древний имперский обычай.
Ниад заерзала, не выпуская его руки.
– Если бы твои приятели стали звать тебя Лягушонком, что бы ты сделал?
– Будь их не больше четырех, все бы упали мертвыми.
Шорохи в кустах стали четче. Кто-то там занимается Этим! От этой мысли он просто обезумел. Это же возможно! Соберись с мыслями, парень!
– Коди?
– сказал он на пробу и почувствовал, как она чуть расслабилась.
– Коди, милая.
– В Далинге, - вздохнула она, - мы говорим людям наши материнские имена, но никто другой этим именем не пользуется. Никогда! Назвать кого-нибудь средним именем - это страшное оскорбление.
А! Понятно!
– Ты можешь называть меня Лягушонком.
Это был верный ответ. Она выпустила его руку, и он водворил ладонь на ее законное место. Потеребил сосок и почувствовал, как она затрепетала от удовольствия. И зашептал ей на ухо:
– Коди, Коди, Коди!
Она извернулась, так что они оказались лицом к лицу.
– Лягушонок?
Какое у нее душистое дыхание! Она его поцеловала.
– Коди, милая. Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, Коди!
Подействовало, точно волшебство. Она растаяла, ну просто растаяла в его объятиях. Он надавливал, целовал, ласкал, целовал. Поглаживал, исследовал... пальцы... Те шорохи теперь прекратились, а он шуршал куда громче, чем следовало бы, но ему теперь было все равно. Сейчас, сейчас ЭТО! Они вместе ерзали, целовались, гладили...
– Не так громко!
– прошептал он.
– Я закричу!
– Что?!
– Он вдруг поняли, что она вовсе не играет, а вырывается. По-настоящему? Она повторяла "нет", и уже не первую минуту. Так она серьезно? Он перестал - одновременно в ужасе и исступлении.
– Но я же люблю тебя, Коди!
– Они оба задыхались.
Она повернулась к нему спиной.
– Ты обещал!
Он обнял ее. Она содрогалась от рыданий.
– Прости меня, Коди. Мне правда очень жаль. Я поторопился.