Меченые
Шрифт:
Бент Хаслумский не считал случившееся катастрофой. Ошибка, безусловно, была допущена, но в большом деле не без потерь. Об этом он так прямо и заявил на высшем совете ордена. Конечно, Тору Нидрасскому удалось выскользнуть из расставленных не слишком умелыми ловчими сетей, но ведь охота только начинается.
Иного мнения придерживался Рекин Лаудсвильский, положение которого в результате допущенной оплошности становилось деликатным: отказаться от поединка — значит, безнадежно уронить себя в глазах владетелей, принять вызов — верная гибель от руки приграничного головореза.
Сам Рекин достаточно скромно оценивал свои достоинства бойца.
Хаслумский посоветовал ему не принимать близко к сердцу свалившиеся на голову неприятности.
На это Лаудсвильский
Отповедь Лаудсвильского не понравилась Хаслумскому: перебранка грозила затянуться. Владетели, словно петухи, сошлись посредине зала и бросали друг на друга ненавидящие взгляды. Невысокий ростом, взъерошенный Рекин был особенно агрессивен, что, впрочем, никого не удивило — речь шла о его жизни. Во всем случившемся Лаудсвильский винил Бента, который бездарно распорядился имевшимися в его руках очевидными уликами против владетеля-еретика.
Труффинн Унглинский, генерал ордена истинных христиан, не дал зайти ссоре слишком далеко.
— Беспокойство благородного Рекина вполне оправданно. Нельзя допустить, чтобы один из видных членов ордена пал от преступной руки.
Хаслумский заметил вскользь, что никаких обвинений против Тора Нидрасского пока выдвинуто не было, а потому его вряд ли удастся объявить преступником.
Бент был недоволен. Этот перетрусивший мальчишка Лаудсвильский позволял себе слишком много. В конце концов, и проигрывать нужно уметь достойно, не вереща при этом побитым псом. Первый министр поудобнее устроился в кресле и бросил на оппонента презрительный взгляд. Жизнь и смерть Рекина мало его волновали, а вот Тор Нидрасский — фигура серьезная, от которой так просто не отмахнешься. Одно его появление в Бурге сразу же привело в движение враждебные ордену силы.
— Тора Нидрасского можно осудить за связь с мечеными, — нерешительно заметил владетель Фондемский.
— В таком случае нам придется осудить всех владетелей Приграничья, которые были не только связаны с мечеными, но и находились в вассальной зависимости от Башни, — Хмыкнул Хаслумский.
Слегка остывший Лаудсвильский поведал собравшимся о связи Тора Нидрасского с некой Данной, дочерью колдуна духов, которую все в округе не без основания считают ведьмой.
— Эта история позабавит наших дам, — презрительно усмехнулся Бент, — но вряд ли подорвет доверие к Тору лэндовских владетелей.
Хаслумский покосился на Труффинна Унглинского. Генерал сидел насупившись словно сыч, и только глаза его настороженно поблескивали из-под опущенных век. Серый орден, столь удачно начавший свою деятельность поддержкой короля Рагнвальда в его затяжной борьбе против своевольных владетелей, переживал нелегкие времена. Отсутствие явного врага ослабляло орден. В его рядах начались разброд и шатания, которые не могли не тревожить руководителей. Кроме того, потерявший цель орден мог стать серьезной опасностью для едва укрепившейся королевской власти. Наиболее дальновидные люди, в их числе и Бент Хаслумский, отлично это осознавали.
Чернь вообще опасна, а уж спаянная крепкой дисциплиной — вдвойне. И потом, одно дело приструнить слишком своевольных владетелей, и совсем другое — война на уничтожение владетельного сословия, о чем уже кричат горячие головы из буржских торговцев, которых оказалось, к сожалению, слишком много в руководстве ордена. Целью истинных христиан могло стать Приграничье, и Бент Хаслумский старательно подталкивал своих духовных братьев именно по этому пути. Земли Приграничья давно привлекали взоры нордлэндских владетелей, но пока нерушимо стояла Башня, нечего было и думать утвердиться там. С гибелью Башни ситуация изменилась: орден вполне мог не только утолить за счет живой земли свой непомерно возросший аппетит, но и оказать серьезную услугу королевству. К сожалению, далеко не все нордлэндские владетели могли оценить дальновидную политику Хаслумского по той простой причине, что для этого требовались мозги, а этого вещества представителям благородного сословия как раз всегда не хватало. Что ж, придется Бенту Хаслумскому думать за всех, надо полагать, потомки сумеют оценить его усилия.
Увы, благородные труды Хаслумского, направленные на объединение всего Лэнда, не встретили понимания в Приграничье. И возглавил это сопротивление ярл Гоонский, человек неглупый, но излишне честолюбивый. Гоонский бык был хитер, силен, увертлив и не желал идти ни на какие соглашения с орденом, лихорадочно вербуя сторонников не только в Приграничье, но и в Нордлэнде. Большим приобретением для истинных христиан явился в это сложное время Бьерн Брандомский — человек, бесспорно, влиятельный в Приграничье, но опасный своей непредсказуемостью. Все попытки Брандомского поссорить капитана меченых Чуба с ярлом Гоонским и тем самым оправдать военное вмешательство Нордлэнда в дела соседей заканчивались провалом. Эти люто ненавидящие друг друга люди ловко маневрировали и на открытое столкновение не шли, предпочитая хрупкое перемирие откровенной драке. Связующим звеном между капитаном меченых и ярлом был Ожский замок. С помощью хитроумной интриги серым удалось избавиться от хозяйки замка и от Ульфа, командира Ожской дружины, имевшего немалые связи в Нордлэнде, но на их место встал Тор Нидрасский, человек еще более опасный если не своим умом, то положением, богатством, связями в среде нордлэндской и приграничной знати. Совместный приезд в Бург Тора Нидрасского и племянника Гоонского быка Эйрика Маэларского должен был продемонстрировать потенциальным союзникам, что в случае необходимости ярл Эйнар и капитан меченых готовы объединить усилия в борьбе против нордлэндской короны и ордена. А Бент Хаслумский был далек от того, чтобы списывать Меченых со счетов ввиду их малой численности. Слишком уж легкомысленным братьям по вере он напомнил о разгроме, Учиненном тридцатью мечеными, во главе с капитаном Тузом почти тысячному войску ярла Гоонского, которого трудно обвинить в незнании воинского дела.
— В любом случае Тора Нидрасского следует убрать: если не с помощью церкви, обвинив в ереси, то хотя бы с помощью наемных убийц.
Рекин Лаудсвильский высказался слишком уж откровенно, забыв о приличиях. Епископ Буржский счел необходимым выразить по этому поводу протест. Хаслумский его поддержал, но довольно вяло.
— Надо усилить обработку схваченного меченого, — заявил мясник Колбейн, — и выбить у него показания против владетеля.
Хаслумский поморщился — буржские купчики с каждым днем вели себя все наглее и наглее. Благородный Бент был не против привлечения в орден городской черни, но не в высший же совет! Этот мордатый мясник того и гляди вместо серой сутаны напялит на себя алый владетельский плащ.
Бьерн Брандомский, новообращенный член ордена, выразил сомнение в том, что меченого удастся сломить. Лось почти половину своей недолгой жизни провел с молчунами, и неизвестно, чему его научили проклятые колдуны.
Хитроумный Бьерн был разочарован сегодняшней встречей. Дешевые декорации вызвали раздражение у приграничного владетеля. Ему не понравились полутемные подвалы, бесконечные подземные переходы, утомительные в своей искусственности церемонии. Конечно, застывшие истуканами вдоль стен серые монахи с надвинутыми, не иначе как в подражание молчунам, на глаза капюшонами могли вызвать холодок в области спины у робких новичков, но Брандомский видел в своей жизни зверя и пострашнее кошки. Владетель ценил силу, а ее-то ему забыли продемонстрировать.
Хаслумский выразил сомнение в том, что удастся избежать поединка:
— Может быть, благородный Лаудсвильский вспомнит наконец славу своих предков и окажет ордену еще одну неоценимую услугу?
Слова Бента прозвучали как откровенная насмешка. Рекин вспыхнул и собрался уже было ответить врагу, но его опередил владетель Аграамский:
— Нет необходимости участвовать в поединке самому владетелю, достаточно подобрать ему надежного заместителя.
— Не думаю, что подобный ход добавит нам популярности у городского сброда, — покачал головой Хаслумский.