Меченый Маршал
Шрифт:
Братья заняли свои места у бойниц. Рассвело. Но враги не спешили входить в город. Мамелюки боялись защитников. Лишь после того, как церковный колокол прозвонил к обедне, в прилегающих кварталах засверкали шлемы мамелюкских солдат, Султан убедился, что защитники оставили город, и вскоре тампль был плотно окружен врагами.
Атака, на которую враги сподвиглись только к концу дня, была легко отбита. Узкие улицы города не пропустили осадные машины, а без таранов и катапульт атакующие схлынули обратно так же, как и набежали — быстро и шумно, оставив на мостовой несколько десятков убитых.
Ночь прошла спокойно, а утром под стенами города появилась
На переговоры отправился де Севри, оставив старшим в крепости Дмитрия. Тот с надвратной башни наблюдал за тем, как договаривающиеся стороны съехались посреди площади, погарцевали друг перед другом, а затем разъехались.
— Нам предлагают от имени султана достойные условия сдачи, — по возвращению поведал рыцарям де Севри, — нам позволят завести галеру в порт, и с оружием в руках погрузиться на нее вместе со всеми, кто сейчас находится в тампле. В заложники султан передает троюродного брата. После того, как тот прибудет в крепость, мы должны будем поднять над тамплем знамя, которое он принесет, а затем открыть ворота, и проследовать в гавань. Султан позаботится о безопасности братьев и мирян, пока мы не покинем Акру. Он поражен нашей храбростью и не желает больше продолжать бессмысленное кровопролитие.
Условия капитуляции были и вправду достойными. К вечеру братья полностью подготовились к выходу. Заложник прибыл в тампль, и до условленного часа осталось совсем немного. Дмитрий, помолившись над могилой де Боже, вышел из церкви, и собирался вскочить на коня, когда, расталкивая насмерть перепуганных женщин, сбившихся в кучу перед воротами, к нему подкатился Ставрос.
— Воля ваша господин, — пропищал толстяк, с трудом переводя дух, — только уж я лучше в подземелье отсижусь. Ежели что, то лодочку подошлете ночью к стене, а нет, так нет. Стар я. Жизнь к концу подходит, но все равно, быть зарезанным на улице, как баран почему-то не хочу. Не доверяю я мамелюкам.
— Не могу тебе приказывать, брат драпиарий, — ответил Меченый Маршал, и хлопнул по плечу своего бывшего управляющего, от чего тот чуть не сел на землю, — лодка будет ждать тебя во время намаза, а если не сможешь до нее добраться, то сдавайся в плен. Жив буду — выкуплю. Сам чую, что наша сдача добром не закончится, но и оставлять братьев и горожан на верную смерть мы с маршалом не хотим.
С этими словами Дмитрий дал команду поднимать на башне сарацинский флаг, и открывать ворота, а Ставрос, что было сил, припустил в сторону Бурга.
Эмир Бильбек проклинал эту войну, которая свалилась ему на голову в самый неподходящий момент. Если бы он знал, что им под страхом смерти запретят грабить местных жителей, то ограничился бы тем, что отправил по распоряжению султана в войско несколько воинов, а сам бы продолжал пощипывать пограничные деревни и городки, которые принадлежали монголам.
Мало того, его легким сирийским всадникам на быстрых лошадях, при осаде города не нашлось достойного применения. Стены штурмовали пехотинцы, а отбиваться от вылазок неверных приходилось египетской коннице султана, которая имела тяжелые доспехи.
Да и с фуражом становилось все хуже и хуже — собранные султаном пятнадцать тысяч воинов опустошили окрестные скотные дворы и амбары так, что там и крысам нечем оставалось поживиться. Вот и пришлось Бильбеку все эти бесконечные шесть недель, то нести караулы, патрулируя
Но наконец-то Аллах смилостивился над ними, и направил камни огромных машин, в нужное место башни, которую прозвали «проклятой». Башня обрушилась, и открыла проход, достаточный для начала штурма. Правда, еще два дня после этого воины султана никак не могли овладеть городом. Эти ужасные рыцари-монахи, слава о которых испокон веку шла по всем странам ислама, смогли отбросить многократно превосходивших их по числу правоверных, и продержались еще целый день и ночь. Но теперь, слава Аллаху, они заперлись в своем монастыре, и путь в город был открыт.
Бильбека и его джигитов, озверевших от отсутствия поживы и скудости казенных рационов, ничто не могло сдержать от законного права наполнить свои карманы золотом жителей этого богатого города, и захватить красивых и дорогих рабынь. Правда, после взятия Триполи, в котором они тоже принимали участие, цены на живой товар очень упали. Христианская девочка, в возрасте пригодном к содержанию в гареме, стоила теперь в Каире всего один динар, против двух-трех, как это было несколько лет назад, а некастрированный раб и того меньше.
Как выяснилось, Аллах в этот раз был не на стороне Бильбека. К тому времени как его отряд ворвался в город, на улицах не оставалось добычи, кроме никому не нужных стариков и старух, а в кварталах неверных, из каждого дверного проема выглядывал ухмыляющийся соотечественник, показывая, что больше никому поживиться здесь не удастся. Грабить единоверцев было очень опасно. Узнав об этом молодой султан непременно выполнит свое обещание, и обезглавит любого, на кого ему пожалуются правоверные жители Акры, перенесшие бремя власти христиан и многодневную осаду.
Флаг, взметнувшийся над главной башней еще не сдавшейся цитадели, Бильбек заметил первым. Издав радостный крик, он указал на него саблей своим всадникам, и они, плотной группой ринулись в сторону сдавшейся крепости, надеясь, что хоть сейчас успеют к дележу добычи.
И вправду, ворота цитадели были широко распахнуты, и из них неплотной толпой вываливались христиане, среди которых было много девочек, девушек и молодых женщин. Несколько назарейских рыцарей, скачущих вслед за толпой, не смутили с ревом вылетевший из-за угла отряд разгоряченного эмира. В воздухе засвистели волосяные арканы, и тишину огласили женские крики.
Один из рыцарей в белом плаще с красным крестом, даже не обнажив свой меч, что-то возмущенно выкрикивая, подскакал к Бильбеку, который в это время упоенно приторачивал к седлу веревку, связав руки второй золотокудрой гурии, и попытался ему помешать. Не особо отвлекаясь от своего занятия, Бильбек, отмахнувшись в его сторону, снес дамасским клинком голову докучливого назарея, и как ни в чем не бывало, стал оглядываться по сторонам в поисках очередной жертвы.
При виде того, как обезглавленное тело их товарища валится на землю, остальные ринулись обратно в цитадель, и через несколько минут из каменной арки, ведущей от привратной площади в глубину крепости, с ревом вырвался отряд всадников в белых плащах, держащих наготове длинные кавалерийские мечи. Ошалевшие от легкой добычи джигиты Бильбека, не успев до конца осознать происходящее, посыпались на землю как горох, а сам их предводитель, который не успел встретить свою девятнадцатую осень, был перерублен почти пополам тамплиером, половина лица которого была изуродована страшным шрамом.