Меченый Маршал
Шрифт:
Через два дня убыл в Андравиду де Фо, который перед отъездом имел с ним обстоятельную беседу.
— Понимаешь ли ты, что столь высоким взлетом ты обязан не столько моей благодарностью за спасение, сколь интересами ордена? — отбросив обычную свою вежливо-ироническую манеру, спросил он Дмитрия прямо в лоб, — герцог де ла Рош, конечно, может мне выделить десяток рыцарей для возвращения к Мосинополю за реликвией, но там сейчас стоят войска Михаила, и такой рейд будет расценен как вторжение, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты получил лен, который позволит быть недалеко от места. Орден приложит
— Мессир Ронселен! Я выполню все, что вы прикажете — после всего, что с ним произошло, Дмитрий отлично понимал, что за столь неожиданным его взлетом стоит железная воля и поразительная влиятельность приора, и был готов слушать того во всем, что бы не было ему приказано.
— Твоя задача — молчать и уцелеть до приезда посланника ордена. Если со мной что-нибудь случится, то расскажешь все, что знаешь человеку, который покажет тебе точно такой же медальон — приор передал Дмитрию шестиугольную медную пластину с проушиной для цепочки или шнурка, на которой был выгравирован тамплиерский крест, и надпись по-латыни.
После этого они распрощались, и тамплиер во главе сильного отряда ускакал в сторону Андравиды улаживать государственные дела.
2
Наряд дорожной полиции собирался покинуть трассу и сдавать дежурство, как вдруг на голову пожилого капитана и двух сержантов свалилось нежданное счастье. Из-за поворота появился длинномер — новенький тягач «Манн», с сорокафутовым прицепом — редкость в этих местах. Через несколько секунд, одному из сержантов, самому молодому и глазастому, удалось рассмотреть итальянские номера, о чем он радостно доложил своему непосредственному начальнику.
Капитан вышел на обочину и придав себе грозный вид, повелительно поднял жезл. Длинномер законопослушно заморгал сигналом поворота, сбросил скорость, и грузно съехав на обочину, остановился, не доезжая до запыленной полицейской «Дачии». Из кабины, не глуша двигатель, выпрыгнул, сжимая в руке прозрачный пакет с документами, водитель — крепко сбитый мужчина, самой что ни на есть злодейской наружности — с угрюмым взглядом, подбородком, который покрывала густая щетина и короткой гангстерской стрижкой.
Капитан приготовился разыграть привычный спектакль по углубленной проверке документов, досмотру груза, и приглашению машины на штрафную площадку, но при виде приближающегося к нему вразвалочку человека, напоминавшего медленно движущийся танк, понял, что сценарий придется менять.
Водитель, не дожидаясь приглашения, протянул документы. Капитан поглядел на массивную золотую печатку на безымянном пальце, и понял, что легко поживится ему не удастся. На всякий случай он сурово нахмурил брови, и принялся листать бумаги. Судя по накладным, внутри опломбированного таможней прицепа находилась «одежда секонд хенд, в ассортименте», являющаяся собственностью кипрской оффшорной компании.
К огромному облегчению, капитан обнаружил между накладными и декларациями три купюры — одна в пятьдесят, и две по двадцать евро. «Контрабанда» лениво подумал капитан и незаметным со стороны профессиональным движением отправил деньги в карман форменных брюк. Не выпуская документы из рук, он, в сопровождении водителя, неспешно прошелся взад-вперед вдоль затентованного борта.
Капитан отдавал себе отчет, что даже если этот, судя по амортизаторам, под завязку груженый длинномер и везет что-то недозволенное со стороны Трансильвании, то его хозяева позаботились о том, чтобы застраховаться от дорожных неожиданностей в лице слишком ретивых полицейских. Неписаный дорожный кодекс, принятый повсеместно между дорожной полицией и водителями, гласил: «Бери, что дают, и не мешай нам делать свое дело, иначе и того не получишь, а мы все равно выкрутимся, а если и заплатим, то не тебе, а твоему начальству».
Больше, собственно, говорить было не о чем. Капитан с тяжким вздохом вернул водителю документы и отдал честь освободившейся рукой. Тот устало кивнул в ответ и полез в кабину. Капитан вернулся к своим подчиненным, разделил добычу и дал команду возвращаться домой.
После того, как полицейская машина скрылась за поворотом, «водитель» — украинский бизнесмен — полубандит Сергей Ликаренко, снова выпрыгнул на землю, неспешно обошел грузовик, лениво пиная колеса, справил нужду под одно из них, вернулся в кабину, и хлопнув дверцей, ухмыльнулся выбирающемуся из спального отсека «напарнику»:
— Все, Франческо, последний пост прошли. Сейчас будем уходить с трассы.
В ответ донеслось недовольное ворчание, и в кабине появился хмурый небритый тип. За время, проведенное в пути, из Милана, частный детектив и аналитик, Франческо Каранзано потерял весь свой пьемонтский лоск. Его нарочито мешковатый костюм теперь был по-настоящему помят, и к тому же прибит пылью, подбородок покрылся классической двухнедельной щетиной, а всколоченные волосы никак не хотели укладываться на голове, и торчали во все стороны. С трудом разлепляя глаза, Франческо откупорил бутылку минеральной воды, пошарил в бардачке, пытаясь найти там стаканчики, не нашел, поморщился, и начал пить прямо из горлышка.
Пока они стояли на месте, тарелка бортовой системы поймала спутник, и рябь на экране подвешенного к потолку дорожного телевизора сменила новостная программа CNN.
«… дней прошло с той ночи, когда из Сидонской Капеллы в Турине была дерзко украдена знаменитая Плащаница — рассказывала сексапильная и сверх меры деловая журналистка — информированный источник из правительственных кругов сообщил, что до сих пор ни спецслужбы Италии, ни криминальная полиция не смогли выйти на след не только заказчиков, но и исполнителей похищения. По странному знаку, оставленному на месте похищения — тамплиерский крест с вписанной в него закругленной, так называемой славянской свастикой мнения экспертов расходятся…»
Водитель дождался, пока мимо них проползет груженая сеном телега, громко матерясь, включил передачу, мягко тронулся и вырулил на шоссе. Изображение на экране пропало.
Деревенька, напротив которой их остановил патруль, одна из многих, что они проезжали, пересекая горные области Сербии и Румынии, состояла из десятка больших деревянных домов. Сразу же за ней вновь начинался густой лес.
— Ничего, брателла, — ободрительно проворчал Ликаренко, обращаясь к своему спутнику, — полсотни верст, и мы на месте.