Мечи Ланкмара
Шрифт:
– Чудовищное малодушие! – возопил Слинур. – Вы испортили мне ловушку, в которой они все должны были погибнуть. Теперь все будет гораздо труднее. Ах, трусы несчастные! Испугались крыс!
– Говорю же, они были вооружены! – запротестовал помощник и, выставив вперед матроса, добавил: – Вот мое доказательство с копьецом в щеке.
– Не надо его вытаскивать, капитан, прошу вас, – принялся умолять матрос, когда Слинур подошел поближе, чтобы рассмотреть его щеку. – Оно тоже отравлено, я уверен.
– Стой спокойно, парень, – приказал Слинур. – И убери руки, я держу эту штуку крепко. Кончик совсем неглубоко. Я проткну
Матрос взвизгнул. По его щеке потекла струйка крови.
– Вот уж поистине скверная иголка, – заметил Слинур, разглядывая окровавленный кончик крошечного копья. – Но яда, кажется, не видать. Помощник, осторожно отломи древко, а остальное вытяни вперед.
– А вот еще доказательство не из приятных, – сказал звездочет, копавшийся в разбросанных вещах, и протянул Слинуру крошечный арбалет.
Слинур взял арбалет у него из рук. В тусклом свете свечи он отливал голубоватым, глаза же шкипера с черными кругами под ними были похожи на агаты.
– Вот ведь злыдни! – вскричал он. – Наверное, даже неплохо, что вы попали в засаду. Теперь все будут снова ненавидеть и бояться крыс, как и подобает морякам зерновоза. А сейчас вам следует по-быстрому расправиться с крысами на «Каракатице» и тем самым искупить свою преступную глупость, когда вы рукоплескали крысам и подбадривали их, совращенные с пути истинного этой девицей в алом и подкупленные Мышеловом – человеком, которому явно следовало бы дать другое имя.
Мышелов, все еще парализованный и слипающимися глазами наблюдавший за Слинуром, вынужден был признать уместность последнего замечания.
– Прежде всего, – продолжал Слинур, – вытащите этих двух жуликов на палубу. Привяжите их к мачте или поручням. Я не хочу, чтобы они угробили мою победу, когда придут в себя.
– Может, мне открыть люк и выпустить стрелу-другую в кормовой трюм? – предложил неугомонный звездочет.
– Ничего лучшего ты не мог придумать? – поинтересовался Слинур.
– Я, пожалуй, подзову гонгом галеру и зажгу красный сигнальный огонь, – предложил помощник.
Несколько мгновений помолчав, шкипер ответил:
– Не надо. «Каракатица» должна в бою смыть с себя сегодняшний позор. К тому же Льюкин – человек шалый и в общем-то неумеха. Пусть это останется между нами, господа, но правда есть правда.
– Все же мы чувствовали бы себя спокойнее с галерой под боком, – попробовал настоять на своем помощник. – Крысы, может, уже сейчас грызут нам борта.
– Это вряд ли – ведь внизу их королева, – отозвался Слинур. – Нас спасет лишь быстрота, а не корабли под боком. А теперь слушайте внимательно. Охраняйте все выходы из трюма. Ни под каким видом не открывайте люки. Поднимите всех свободных от вахты. Пусть у каждого будет оружие. Всем до единого собраться на палубе. А теперь пошевеливайтесь!
Мышелов предпочел бы, чтобы Слинур произнес последнее слово с меньшей горячностью: два матроса мгновенно схватили его за лодыжки и с сугубым рвением потащили из развороченной каюты на палубу так, что голова его только подпрыгивала. Правда, ударов он не ощущал, а только слышал.
На западе небо было сплошь усеяно звездами, на востоке над пеленой тумана висела редкая дымка, сквозь которую светил месяц, похожий на призрачную, неправильной формы лампу. Ветер немного утих, и «Каракатица» плавно скользила по волнам.
Один из матросов прислонил Мышелова к грот-мачте, лицом к корме. Другой принялся опутывать его веревкой. Когда Мышелов был привязан к мачте в положении смирно, он почувствовал, что в горле у него защекотало, а язык начинает оживать, однако решил пока молчать. Слинур был в таком настроении, что мог повелеть вставить ему в рот кляп.
Вскоре Мышелова ждало новое развлечение: он наблюдал, как четверо матросов вытаскивают из каюты Фафхрда и привязывают его к поручням левого борта – горизонтально, головой к корме. Зрелище было довольно комичным, тем более что Северянин не переставал при этом храпеть.
Матросы начали понемногу собираться на палубе; некоторые были бледны и молчаливы, однако большинство переговаривались вполголоса. Копья и абордажные сабли придали им смелости. Кое у кого в руках были сети и острозубые рогатины. С большим мясницким ножом явился кок и принялся поигрывать им перед носом у Мышелова:
– Ну что, чуть не помер от восхищения перед моим снотворным мясом?
Между тем Мышелов обнаружил, что уже может шевелить пальцами. Никому не пришло в голову обезоружить его, однако Кошачий Коготь висел, к сожалению, слишком высоко на левом боку, и Мышелов не мог не только вытащить его из ножен, но даже прикоснуться к нему. Перебирая пальцами подол своей туники, он вдруг нащупал сквозь материю небольшой предмет круглой формы, который был с одного края тоньше, чем с другого. Зажав через ткань его толстый край, он принялся царапать острым ребром тунику изнутри.
Слинур вместе с офицерами вышел из каюты и тихонько начал отдавать приказания матросам, немного отступившим к корме. До Мышелова донеслось:
– Кто обнаружит Хисвет или ее служанку, пусть убьет их не раздумывая. Это не женщины, а оборотни, если не хуже. – Что еще говорил шкипер, Мышелов не разобрал, лишь услышал последнее распоряжение: – Каждая группа пусть стоит прямо под люком, через который войдет. Как только услышите боцманскую дудку – вперед!
Последнее слово не произвело должного эффекта: послышался тоненький звон тетивы, и профос, вскрикнув, схватился за глаз. Матросы засуетились и принялись тыкать саблями в маленькое белое пятнышко, бросившееся от них наутек. На какой-то миг на поручне правого борта появилась белая крыса с арбалетом в передних лапках, которая четким силуэтом вырисовывалась на фоне пронизанного лунным светом тумана. Но тут зазвенела тетива, стрела, выпущенная звездочетом из арбалета, угодила – быть может, случайно – прямо в крысу, и та свалилась за борт.
– Ребята, это была белая! – вскричал Слинур. – Хороший знак!
Вскоре суета утихла, когда выяснилось, что профос ранен не в глаз, а рядом, и вооруженные группы разошлись: одна в каюту, две мимо грот-мачты в сторону носа; на палубе осталась лишь неукомплектованная партия из четырех человек.
Ткань, которую процарапывал Мышелов, разошлась, он чрезвычайно осторожно вытащил через дырку железный тик (самую мелкую ланкмарскую монету), заточенный с одной стороны до остроты бритвы, и принялся потихоньку перерезать им ближайшую веревку. Он с надеждой взглянул на Фафхрда, но голова Северянина по-прежнему безвольно свешивалась вниз.