Мечта балерины
Шрифт:
— В прошлом году мой отец умер от рака. Мак произнес эти слова нерешительно и сдержанно, и глупое сердце Тары перевернулось в груди от боли, которая отразилась в его глубоких голубых глазах. Впрочем, она никогда не знала его родителей: Мак всегда был слишком занят, чтобы познакомить их. — Смерть близкого человека.., заставляет задуматься, что и сам ты не вечен.
Мне тридцать восемь лет, Тара, и я хочу ребенка.
Я хочу стать отцом.
— Действительно? — почти прошептала она, и Мак видел, что она заметно потрясена. Он нахмурился, кое-что вспомнив.
— Я ухожу. — Взяв свой жакет со стула, Тара поспешно поднялась. — Я вспомнила, что у меня еще сегодня дела. Нет времени поболтать. Ты получишь развод. Мак. Ты знаешь мой адрес, так что пришли мне бумаги, и я подпишу их. Счастливо.
— Тара!
Он выбежал за ней из кафе в длинный гулкий коридор с мраморными бюстами важных исторических деятелей и блестящим паркетным полом.
Когда он догнал ее, настойчиво повернув лицом к себе, его поразило, что она плачет. Две мокрые дорожки протянулись от глаз к подбородку. Она порывисто вытерла их.
— Чего тебе еще нужно? Ты же получил, что хотел.
— Я хочу знать, почему ты плачешь.
Она пыталась высвободить свою руку, но вдруг перестала сопротивляться.
— Ты сказал, что хочешь ребенка, хочешь быть отцом? — Внезапно потеряв терпение, разозлившись и забыв о том, что собиралась оставаться равнодушной к нему, преодолеть все это. Тара подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Я умоляла тебя позволить мне родить ребенка… помнишь?
Он помнил. Помнил ночь упоительной близости, самую прекрасную ночь, которая последовала почти сразу за очередной ужасной ссорой. Взаимное влечение и страсть оказались сильнее гнева, и его прекрасная зеленоглазая жена лежала у него на груди и спрашивала его, чего бы ему хотелось больше всего в жизни.
Внезапно его грудь сдавило так, что он с трудом перевел дыхание.
— Я помню. — Он выпустил руку Тары.
— Когда мы расстались, я была беременна.
Ее слова перевернули весь его мир.
— Я не… Почему ты не сказала мне?
— Для чего? Ты ушел. Наш брак распался. В любом случае, ты не хотел ребенка. Не знал, создан ли для того, чтобы быть отцом, разве не так ты говорил тогда? Работа требовала огромной отдачи, ты был занят созданием своего бизнеса…
«заботился о нашем будущем», как ты говорил.
Разве это не обернулось злой шуткой?
— Тара, я… — Ослабляя галстук, Мак нервно перебирал свои густые волосы. — Что же произошло?
Страх затуманил его голубые глаза, и лишь на мгновение Тара решила ослабить удар. Если бы только могла, она бы пощадила его. Жестокость была ей несвойственна.
— Что произошло? — Ее ровные белые зубы впились в дрожащую нижнюю губу. — Ребенок родился мертвым на шестом месяце…
— О боже! — выдохнул Мак. Он отпрянул, тряся головой и уставившись в пол, как будто не хотел больше слушать. Не мог слушать.
— Это был мальчик. — Полный боли взгляд Тары встретился с его взглядом. — У нас был сын, Мак. — С этими словами она пошла по ярко освещенному коридору, и звук собственных шагов как пушечный гром отдавался у нее в ушах, а сердце билось так сильно, точно вот-вот разорвется на части.
— Где бы нам сегодня поужинать, дорогой? Амели Дюваль аккуратно нанесла последние штрихи макияжа, быстро оценила свое отражение в одном из зеркальных шкафов, стоящих по обе стороны большой кровати, потом достала из черной расшитой блестками сумочки духи. Брызнув на запястья, она убрала флакон обратно и бросила сумочку на кровать.
— Мак? Я задала тебе вопрос. Ты слушаешь? Молодая француженка босиком вышла в гостиную и резко остановилась, увидев, что Мак сидит на диване со стаканом, в котором, как она тотчас же догадалась, был бренди. Он развязал галстук.
Его волосы были растрепаны, как будто он непрестанно ерошил их, и выражение его красивого лица было прямо-таки зловещим.
— Но ты даже не готов! — Амели не могла скрыть своего разочарования. Она всегда была рада случаю нарядиться и выйти куда-нибудь поужинать в сопровождении своего красивого кавалера. Амели не сомневалась, что их пара привлекает внимание, ее теплая красота прекрасно оттеняла его нордическую внешность. Чем бы ни было вызвано его дурное настроение, Амели почла своим долгом развеять его.
— Сегодня мне не хочется ужинать в ресторане. — Мак наконец поднял на нее взгляд — поверхностный и равнодушный, будто все его чувства были глухи к ее утонченной красоте, затем одним большим глотком допил оставшийся бренди.
— Но ты сказал…
— Забудь, что я сказал! — Поднявшись, он зашагал по комнате, потом остановился у огромного окна, пристально глядя на огни Лондона.
— Дорогой, в чем дело? Что-то случилось на работе? Провалилась сделка? Пожалуйста, не расстраивайся, милый, все наладится. У тебя все получится.
Мак почувствовал необъяснимое раздражение, едва не бешенство. Внезапно запах дорогих французских духов Амели вызвали чуть ли не тошноту, и ему захотелось послать ее ко всем чертям. Но он не сделает этого. Не даст волю гневу, когда ему необходимо успокоиться. Надо быть честным.
Пора прекратить эту игру, прежде чем их отношения полетят к черту. Как только Мак увидел сегодня Тару — даже прежде чем она сказала ему о ребенке, его сыне — он сердцем почувствовал, что не хочет жениться на Амели.
— Послушай, мы с тобой говорили о том, чтобы пожениться, но вряд ли что-то из этого выйдет.
— Твоя жена не дает развод?
В духе Амели было перекладывать на других всю ответственность за его решения.
Вздохнув, Мак продолжал смотреть в окно. Он думал о ребенке — о сыне, которого он никогда не видел, о желании Тары родить и о том, как ужасно Тара потеряла ребенка. Внутри у него все сжалось от боли и раскаяния.
— Я не хочу причинять тебе боль и разочарование, Амели, но будет лучше, если мы расстанемся сейчас, чем доведем до конца дело с женитьбой, которая была бы абсолютной фикцией. Я уверен, если ты будешь совершенно честной с самой собой, то тоже не захочешь выходить за меня. Он медленно повернулся к ней.