Мечтатели (Загадочный любовник, Невеста для блудного сына)
Шрифт:
И вот теперь эта паршивая овца семейства Макдауэллов вернулась. Или некто, выдающий себя за Александра Макдауэлла. Каролин не была уверена, который из них опаснее — настоящий Алекс или мнимый.
Она нашла его в утренней столовой. Тот, кто выдавал себя за Алекса, сидел, положив длинные ноги на соседний стул, с чашкой кофе в руке. Изящная чашка лиможского фарфора, которую так любила тетя Салли, казалась смехотворно крошечной в его огромной загорелой руке.
Колец у него на пальцах Каролин не заметила. Тот Алекс, которого она помнила, непременно носил бы кольца. Щурясь от яркого белого света, он задумчиво
И не нашла ничего, что однозначно говорило бы о том, что перед ней самозванец. У Алекса-подростка были светлые волосы, но они могли со временем потемнеть. Его красивые юношеские черты, его капризные губы и гипнотические, чуть раскосые глаза вполне соответствовали чертам лица мужчины, который сейчас сидел перед ней, непринужденно попивая кофе. Существовал миллион причин, почему он мог быть Алексом Макдауэллом, и только одна — почему нет.
— Ты намерена и дальше кружить здесь, как стервятник? — лениво поинтересовался он, даже не потрудившись повернуть голову в ее сторону. Впрочем, ее силуэт отражался сразу в нескольких оконных стеклах. Должно быть, он заметил ее в то мгновение, когда она возникла на пороге.
— Это сравнение скорее относится к тебе, а не ко мне, — ответила Каролин довольно спокойно и, войдя в столовую, налила себе кофе. Лиможская чашка как будто была создана для ее рук, изящных, с длинными пальцами. Это были аристократические руки, не то что лапы этого мужлана.
Наконец он соизволил повернуться к ней.
— Ты считаешь меня стервятником?
— Разве они не кружатся над своей жертвой, ожидая, когда можно будет полакомиться ее плотью?
Самозванец сидел на стуле, на котором обычно сидела она. Стол был достаточно велик, чтобы за ним могли устроиться восемь человек, и все же он каким-то уму непостижимым образом занял именно этот стул.
Незнакомец улыбнулся недоброй улыбкой.
— Ты ведь всегда меня недолюбливала, разве не так?
Он явно пытался втереться к ней в доверие, но Каролин не поддалась на уловку. Она сидела напротив, отпивая маленькими глотками черный кофе.
— Я никогда особенно не любила Алекса, — призналась она, осторожно подбирая слова, хотя настоящему Алексу следовало бы это знать. — Я не вполне уверена в том, как мне следует относиться к вам.
— Так ты не веришь, что я Александр Макдауэлл? Что же я тогда здесь делаю? — Казалось, он нисколько не смутился.
— Салли Макдауэлл осталось жить считаные дни. После ее смерти наследникам достанутся огромные деньги. Александр Макдауэлл отсутствовал более восемнадцати лет. Это большой срок, достаточный, чтобы официально объявить его умершим. Уоррен вот уже десять лет норовит так поступить. И если бы не появился некто, утверждающий, что именно он и есть Алекс, остальным членам семьи достались бы куда большие деньги.
— Ты жадная? — спросил незнакомец, размешивая сахар в чашке.
— Не особенно. Я не вхожу в число наследников. И мне безразлично, жив Александр Макдауэлл или нет. Во всяком случае, в финансовом отношении. — Каролин с гордостью отметила про себя, как спокойно, без тени эмоций прозвучал ее голос. В свое время она приложила немало усилий, чтобы отработать
— Ты хочешь сказать, что моя мать ничего тебе не оставит? В это трудно поверить, ты ведь член нашей семьи с самого рождения.
— Юридически я здесь чужой человек, — спокойно возразила Каролин. — Меня никто не удочерял.
— Даже после моего исчезновения?
— С чего ты решил? — резко парировала она. — Ты ведь не имеешь никакого отношения к тому, что я осталась здесь приемным ребенком.
— Ты переоцениваешь мое влияние, — пошутил он. — Кроме того, ты и так была для меня кем-то вроде младшей сестренки. Я бы не стал возражать, если бы тебя в законном порядке признали моей сестрой. Но ты не ответила на мой вопрос. Ты пытаешься убедить меня в том, что мать не упомянула тебя в завещании?
— А почему тебя так интересует ее завещание? Откуда ты знаешь, что тебе самому что-то оставлено?
— Ты мне это только что сказала, — улыбнулся он. — Кроме того, накануне вечером мама была так счастлива видеть меня, что сама сообщила мне об этом. Кстати, она призналась, что ужасно рада, что не уступила давлению и не изменила завещание. Так сколько же денег она тебе обещала?
Каролин с нескрываемым отвращением посмотрела на самозванца.
— Несмотря на все его недостатки, — произнесла она, — Алекс никогда не был пошляком.
Сидевший перед ней мужчина расхохотался, и его хохот покоробил ее.
— Ты провела в обществе Салли так много времени, что от тебя так и веет арктическим холодом Макдауэллов. Скажи, пришлось оттачивать это искусство или ты впитала его кожей? — По всей видимости, это был риторический вопрос. Он лениво убрал ноги со стула, встал и потянулся за кофейником. Наполнив хрупкую чашку, добавил в кофе просто неприличное количество сахара. Настоящий Алекс всегда был страшным сластеной. — Последние восемнадцать лет я вел довольно беспутную жизнь. Тебе придется простить меня, если мои манеры покрылись слоем ржавчины.
— Оно и видно, — холодно ответила Каролин. — Но ты не Александр Макдауэлл.
— Эх, мне бы твою уверенность в себе! — воскликнул ее собеседник и плеснул в чашку немного сливок. Кофе из черного сделался светло-бежевым.
Оторвав глаза от чашки, незнакомец испытующе посмотрел на Каролин. Та ожидала увидеть раздражение, но нет, этот человек улыбнулся ей.
— Хоть убей, не могу понять, откуда в тебе столько упрямства? Скажи, тебя что, вообще невозможно хотя бы в чем-то убедить? Моя мать, Констанца и Рубен встретили меня с распростертыми объятиями. Вот кто уж точно спал и видел, чтобы я когда-нибудь вернулся.
— В отличие от меня.
— Почему же ты не хотела, чтобы я вернулся?
— Я не хочу, чтобы в нашу семью прокрался самозванец и выудил все деньги.
— А если я настоящий Алекс?
— Не хочу расстраивать Салли. Ей и без того мало осталось, так пусть она спокойно проживет оставшиеся ей дни. Она научилась жить без сына. Успела оплакать его и свыкнуться с потерей.
— Спокойствие — товар, явно завышенный в цене, — негромко возразил он. — По-моему, Салли предпочла бы несколько недель радости нескольким месяцам медленного и тоскливого угасания.