Мечтая о тебе
Шрифт:
Натаниэль отрицательно покачал головой. Мара взяла его подбородок, словно хотела остановить слово «нет», готовое вот-вот слететь с языка Чейза.
– Вспомни, что ты сам говорил мне. Ты говорил, что нельзя провести всю свою жизнь в страхе. Говорил, что надо дотянуться, схватить и удержать. Я держу, и хотела бы, чтобы ты держал тоже. Если ты будешь еще говорить об отъезде, я спущу тебя с лестницы. Мы должны закончить заказ, и у нас не так много времени. Уже в пятницу поезда должны быть в магазинах.
– Мы не можем сделать этого. Ты разве не слышала? Я продал Эйдриану патент на поезд в
– Хорошо… – Мара переминалась с ноги на ногу, шаловливо опустив взгляд. – Но если допустить то, что ты не продавал поезд?
– Что ты имеешь в виду?
Мара подняла взгляд и откашлялась:
– Я… хм… немного подкорректировала ход событий.
– Что ты сделала? – потребовал объяснений Натаниэль. Мара все рассказала.
– Не могу поверить… – проговорил Натаниэль. – Да ты с ума сошла!
– Наверное. Любовь сводит человека с ума.
Натаниэль не понял, признается ли она в любви или использует против него его же слова. Сложив руки на груди, он пристально смотрел на Мару.
– Все равно это ничего не меняет, – наконец сказал он.
– Очень даже меняет. Мы поставляем игрушки в магазины. Затем идем к Соломону Лейбовицу и берем у него необходимую сумму, чтобы заплатить «Джослин бразерс». Когда приходят деньги от реализации поездов, мы повторно вкладываем их в дело и так далее.
– А что потом? – спросил Натаниэль, сжимая ладони Мары. – Допустим, мы найдем деньги, чтобы возвратить ссуду. В конце концов Эйдриан разорит нас, и мы оба потеряем все. И ты, и я.
– Мы начнем снова, – ответила Мара, переплетая свои пальцы с его. – Вместе.
Мара почувствовала, как напряглась рука Натаниэля. Он сделал шаг назад.
– Эйдриан обанкротит нас снова, – сказал Чейз. – И какое будущее я смогу тогда предложить тебе? Чем тогда твоя жизнь будет отличаться от жизни с Джеймсом? Я люблю тебя. Но чего будет стоить моя любовь, если в конечном итоге мне будет решительно нечего тебе предложить?
Мара подняла на Натаниэля взгляд, задаваясь вопросом, как заставить его понять, что без него у нее не будет будущего.
– Снова слова, Натаниэль. За что ты любишь меня? Что во мне есть такого, что ты готов пожертвовать ради меня всеми своими мечтами?
Натаниэль озадаченно взъерошил волосы.
– И что я должен ответить на подобный вопрос? Какого ты ждешь ответа?
– Ну скажи, что я мила, что я твой идеал красоты.
– Дело не только в этом, – с досадой ответил Натаниэль. – Все намного серьезнее. – Он говорил медленно, словно с трудом формулировал мысль.
– Что же тогда? Мое горячее сердце? Прежде, до тебя, оно было холодным и ожесточенным. Я бы сказала, сердце, не обласканное любовью.
– Нет, не то, – покачал головой Натаниэль. – Не мой случай.
– Может быть, моя смелость? – давя смех, спросила Мара. – Но вспомни, что я четыре года скрывалась от мира.
– И тем не менее ты не лишена смелости. Можно сказать, что ты отчаянно храбрая женщина.
– А я себя не чувствую смелой. Например, меня пугает ужасная перспектива провести остаток своей жизни без тебя.
– Если я уеду, Эйдриан оставит тебя в покое. У тебя будут средства поддерживать не только себя, но и Билли.
– Да, но его ты тоже оставишь.
– У него будешь ты. И его, и твоя жизнь будут вне опасности.
«Опять эта безопасность!» – раздраженно подумала Мара. На мгновение она задумалась, а потом внешне спокойно кивнула:
– О да. Я стану откладывать двухпенсовые монеты в жестяную коробку, носить перчатки, скрывая под ними шрамы. Попытаюсь стать для Билли хорошей матерью. Буду поддерживать его, воспитывать в нем смелость. Но скажи мне, Натаниэль, кто будет поддерживать меня? – Обхватив себя руками, Мара какое-то время помолчала. – Кто даст мне надежду, когда я буду в отчаянии? Кто будет со мной запускать воздушных змеев, когда я почувствую, что прикована к земле? Кто заставит меня смеяться, когда на глазах у меня будут слезы? Кто будет танцевать со мной и дурачиться, чтобы заполнить мое сердце радостью? Кто подарит мне мечты, за которые я буду бороться, и музыку, которая успокоит меня перед сном? Кто?.. – Голос Мары дрогнул, она отвернулась и опустила голову, уставившись в узор на полу. – Кто не позволит мне превратиться в ожесточенную одинокую женщину? – прошептала Мара. – В то, кем я была до того, как ты приехал сюда, и кем я стану, когда ты уедешь.
Мара замолчала. Затаив дыхание, она чего-то ждала и не решалась взглянуть на Натаниэля. Казалось, прошла вечность, прежде чем она почувствовала, что Натаниэль шагнул к ней.
Руки Натаниэля опустились на плечи Мары, которая с тихим рыданием выдохнула. Чейз коснулся ладонью ее щеки, но Мара не подняла взгляда.
– Я люблю тебя, – сказала она дрожащим голосом. – Ты нужен мне больше, чем можешь представить. Не бросай меня.
Мара зажмурилась сильнее, но слезы не остановились. В надежде она ждала, что это ее желание осуществится. «Натаниэль, ты же видишь, что я падаю. Поймай же меня!» – вертелось у нее в голове.
Натаниэль наклонился к Маре и поцеловал ее, сметая своими губами слезы с ее щек.
– Я не покину тебя. Никогда. Я люблю тебя. Только Богу известно, какой счастливой жизнью мы заживем.
Мара открыла глаза. Она смотрела на Натаниэля и видела в его глазах твердое обещание.
– Заживем вместе, – прошептала Мара, прижимаясь щекой к его груди. Она хотела снова почувствовать его силу.
– Ты действительно порвала вексель и бросила его в лицо Эйдриану?
Мара подняла голову и увидела, что Натаниэль улыбается ей открытой, полной нежности улыбкой.
– Да, – ответила она. – И Гонория Монтроуз видела все это. Так что вашему брату придется много чего объяснить ей.
Слегка отодвинувшись назад, Натаниэль поцеловал Мару еще раз.
– Какая жалость, – шутливо заметил он.
Глава 30
Письмо прибыло утром следующего дня после встречи с Марой Эллиот. Словно не желая верить написанному, Эйдриан в который раз перечитывал листок, исписанный по-детски круглым почерком Гонории. Еще вчера он полагал, что удовлетворил любопытство своей невесты, которая невольно стала свидетелем неприятной сцены, но, очевидно, ошибся. Перечитывая письмо, Эйдриан понимал, что его ошибка оказалась фатальной.