Мечты о счастье
Шрифт:
– Ты не имеешь права!.. – начала она, задыхаясь от ярости.
– Имею, и самое полное, – хладнокровно заверил он, поднимая ее с сиденья. – Это мой ресторан, и я совсем не желаю восстанавливать против себя еще и полицию. В провинции не любят пришлых, а Клео, Стивен... – он чуть помедлил, – и даже ты – все вы пришлые. Велико искушение свалить вину на постороннего, и полицейским не чуждо ничто человеческое. Черт возьми, я видел твою сестрицу и этого музыканта, и я не больше доверяю им, чем ребята из полиции! А теперь идем.
– Ты им не доверяешь? – переспросила Майя, когда они уже были в переулке. – И ты мог оставить детей с теми, кому не доверяешь? Что ты за человек?! Выходит, ты спокойно
– Я оставил с ними детей потому, что доверяю твоему суждению, но мое собственное от этого не меняется.
Аксель видел, что все его надежды на этот вечер вылетают в трубу. Если бы не железная уверенность, что спланировать такое не под силу даже Майе, он винил бы ее во всех свалившихся неприятностях. К несчастью, ярость лишь придавала ей новое очарование, и его болезненная потребность не уменьшилась. Как она была хороша с этими сверкающими глазами, готовая в любую минуту надавать ему пощечин! Чтобы этого не случилось, он крепко держал ее за правую руку.
– Ты, как всегда, прав! У меня ветер в голове, я не отличу наркодельца от честного налогоплательщика! Что я знаю о людях? Для меня они все на одно лицо!
Майя была в бешенстве, Аксель осознал это, когда увлекал ее к машине. Он взял в жены кроткую пацифистку, но оболочка вдруг распалась, и из нее появилась разгневанная валькирия. Он терпеть не мог семейных сцен, однако недавний прилив адреналина плюс гормональная избыточность плюс хроническое возбуждение – все это разрослось в количественном отношении настолько, что перешло наконец в новое качество. Вместо того чтобы отпустить Майю и дать ей возможность остыть, Аксель продолжал, сцепив зубы, тащить ее к машине.
– Запри меня дома и ключ забрось подальше, чтобы я как-нибудь ненароком не нанесла себе вреда! – издевалась Майя. – Это пришлось бы тебе по вкусу, ведь так? Полный контроль над всем и вся! Но я не оловянный солдатик, ясно?
Она вдруг вырвалась и бросилась бежать. Это выглядело нелепо, если учесть высокие каблуки, на которых она и стоять-то как следует не умела. Аксель некстати отметил, что лодыжки у нее на редкость изящные. Он не сразу бросился следом, надеясь, что Майя образумится, однако она продолжала бежать, и пришлось все-таки пуститься вдогонку. Что за зрелище они являли бы собой, случись это на главной улице! К счастью, погоня шла вдоль задних стен домов. Догнав Майю, Аксель схватил ее, с силой привлек к себе и держал так с единственной мыслью: к черту ссору, пора переходить к страстному примирению! Он был готов к этому, более чем готов.
– Говори что вздумается, но не бегай от меня!
Он повернул к себе извивающееся тело со всеми его соблазнительными округлостями, склонился к губам, которых так давно жаждал. Майя тотчас притихла. Он оторвался от ее губ только тогда, когда понял, что вот-вот умрет от удушья.
Они стояли у задней двери бывшего магазина Клео, и, когда Акселю вздумалось прислониться к ней, дверь открылась.
Они ввалились внутрь, в темноту.
Глава 27
Кто после секса еще способен курить, тот недостаточно выложился.
– Ты забыла запереть эту чертову дверь! – пробормотал Аксель, стараясь удержать равновесие и не рухнуть в кучу кое-как сваленного хлама, оставшегося после вывоза всего ценного.
– Это обреченное здание. Пусть запирают те, кто явится сровнять его с землей! – съязвила Майя.
Какое ей дело до незапертых дверей, когда она только что пережила самый пламенный поцелуй в своей жизни! Этот тип, ее муж, манипулирует ею самым бессовестным образом. Еще три минуты назад она была на него рассержена, и вот уже не может вспомнить, по какой причине.
– Что ж, логично. – Аксель плотно прикрыл дверь, погрузив окружающее в кромешный мрак. – На чем мы остановились?
– Ты же не собираешься... – запротестовала Майя, но Аксель умело воспользовался тем, что рот ее открыт, совершив то, что она беспомощно назвала про себя упоительным вторжением.
Вообще, Дева он или нет? Дева не действует сгоряча. Не могут же они, в самом деле...
– Аксель, мы не можем...
– Можем, – заверил он и вернулся к поцелую.
Жаркий, мужской запах его кожи и одеколона, вес тела, прижимавшего ее к двери, – все это мешало мыслить связно. Майя ощущала каждую точку соприкосновения: как груди под тонким шелком трутся о плотную ткань пиджака, как, все сильнее впиваясь в живот, выпирает гульфик на брюках. Рассудок настаивал, что это безумие, но голос его слабел, заглушаемый зовом плоти, которой не было дела до условностей, и потому бедра лихорадочно терлись о бедра.
– Я собирался снять номер в отеле и заказать шампанское, – прошептал Аксель ей на ухо, и, хотя в голосе звучало сожаление, руки жадно ласкали груди.
– Ближайший отель в Шарлотте, а шампанское я ненавижу. – Майя запустила пальцы ему в волосы и притянула ближе, чтобы добраться до губ.
– О Боже! О да! О, как верно! Ни детей, ни котов – никого!
С этим было трудно не согласиться, особенно теперь, когда ворот платья был расстегнут.
Мрак не давал возможности видеть, но это лишь обостряло ощущения. Платье сползло с плеч, и руки – эти большие, горячие, ловкие руки, – поглаживая, накрыли груди. Бугорки мозолей царапали нежную кожу так щекотно и волнующе, что перехватило дыхание. Жаркий рот отстранился от губ, чтобы прильнуть к груди. На этот раз ничто не мешало кричать, и Майя позволила счастливому крику вырваться. Она несла в себе такой мощный заряд, что прикосновение влажных губ вызвало встряску, как от удара током. Из страха рухнуть на пол Майя вцепилась в мужские плечи, выгибаясь всем телом, безмолвно требуя больше, больше. Аксель нисколько не возражал. Он приник к ней так исступленно, словно хотел опустошить, хотел втянуть в себя полностью, поглотить без остатка и навеки заточить где-то в темных, неизведанных глубинах своей души. Это было странное чувство, пугающее и приятное, что-то вроде падения в пустоту или вращения в водовороте, центром которого были бедра, что по-прежнему терлись друг о друга.
«Это нелепо», – звучало в сознании гаснущим эхом. Нелепо, что двое взрослых людей – супружеская пара! – занимаются любовью у задней двери магазина, посреди хлама. В ответ Майя просунула руки между телами, ища застежку ремня. У Акселя вырвался стон, жаркий рот переместился на другую грудь, рука двинулась вниз по бедру, к кромке подола.
– Я вот все думаю... что там надето, под этим платьицем?
Майя расстегнула ремень и взялась за молнию.
– Лучше помоги мне с этим...
Аксель охотно повиновался и без церемоний завернул короткий подол платьица на талию. Его горячие ладони прошлись вверх по бедрам.
– Подвязки! Боже правый, на тебе подвязки!!! Я должен это увидеть...
Майя приласкала его, и фраза сменилась невнятным возгласом удовольствия. Однако она недолго удерживала инициативу. Раздался треск тонкого трикотажа (белье у нее, должно быть, разлетелось пополам – благоразумный бизнесмен упал на уровень пещерного человека).
Это была последняя связная мысль. Потом – только руки, только прикосновения, все ближе подталкивающие к сладостной грани. Это было чудесно, но воспринималось лишь как первый шаг, как начало. Этого не было достаточно. Сжимая мужские плечи, Майя выгибалась навстречу, терлась о него, умоляя, упрашивая, требуя.