Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма
Шрифт:
Так вот, Платон, возвышая себя над церебральным интеллектом, повстречался со "Священной Книгой Тота", со "священными символами космических стихий", каковые "невредимо и нетленно" пребывают в "святилище вечных сфер", принадлежащем Гермесу. Будучи герметистом, он достиг своего "святилища", но будучи еще и спекулятивным философом, он не смог по достоинству оценить магический факт живого духовного памятника и дал ему толкование — впоследствии отклоненное его же учеником Аристотелем — не магическое, но "рациональное", постулируя существование "мира идей" за пределами мира явлений.
В этом заключается главная ошибка всей метафизической философии от Платона до наших дней. Она наделяет
Вот чем, следовательно, отличается герметизм от религиозного мистицизма и метафизической философии. Герметизм как стремление к постижению совокупности вещей не является ни школой, ни сектой, ни сообществом. Это предназначение определенного класса или группы душ. Ибо есть души, которые не могут не стремиться к постижению "совокупности вещей", побуждаемые к этому вечной и неустанно текущей вдаль рекой мышления... Этим душам не суждено удовлетвориться преходящим; ни в юности, ни в зрелые лета, ни в старости — они не могут, не отрекшись от собственной жизни, выйти из этой бесконечной реки мышления, которая, не останавливаясь в беге, протекает от одной тьмы, ожидающей просветления, к другой — ожидающей проникновения. Таким было и таким останется и мое предназначение. И адресуя эти письма неизвестному другу, я обращаюсь к тому, кто разделяет со мной это предназначение.
Господин Профессор, простите мне это дерзкое и нескромное (если не ребяческое в ваших глазах) стремление — стремление к обретению личной уверенности относительно совокупности вещей, которую вы в своих ревностных и плодотворных трудах надеетесь обрести лишь после многовековых коллективных усилий великого цеха ученых. Но знайте по крайней мере, что я бесконечно вам благодарен, и в моем лице вы имеете неизменно прилежного ученика, преисполненного уважения и признательности, которому никогда не придет в голову чему бы то ни было вас поучать.
Господин Священник, простите мне то, что считаете человеческой гордыней, желающей проникнуть в таинства Господа вместо того, чтобы склониться перед Божественной премудростью и добротой и принять со смирением, подобающим христианину, Богооткровенные истины спасения, которых - в меру их претворения в жизнь — вполне довольно для благополучия, счастья и спасения души. И сейчас я обращаюсь к вам словно на исповеди: я не могу не стремиться к высотам, глубинам и широтам всеобъемлющей истины, к постижению совокупности вещей. Я с открытой душой и безоглядно приношу в жертву интеллект ("sacrificium intellectus"), но сколь могучую жизнь обрело от этого мышление, сколь высоко взметнулось пламя духовной жажды познания! Я знаю, что истины спасения, открытые и донесенные до нас Собором святой Церкви, и необходимы, и достаточны для опасения, нисколько не сомневаюсь в их истинности и всеми силами стараюсь претворить их в жизнь; но я не могу остановить течение реки мышления, уносящей меня к таинствам, предназначенным, возможно, только для святых — а возможно лишь для Ангелов — и уж во всяком случае я нисколько не сомневаюсь, что они предназначены существам более достойным, чем я. Дадите ли вы мне отпущение грехов, отче?
Как бы там ни было, я могу лишь повторить слова Иакова:
"Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня" (Быт. 32: 26).
Письмо XI. Сила
"Наес est totius fortitudinis fortitudo fortis: quia vincet omnem rem subtilem oranemque solidam penetrabit".
"Оно сильнее всех сил и сила всех сил, ибо уловляет все тонкое и проницает все плотное".
"Virgo potens,
Virgo clemens,
Virgo fidelis".
("Дева Владычица, Дева Милостивица, Дева Благоверная".)
Дорогой неизвестный друг,
В предыдущем письме речь шла о трансформации падшей твари в священную — обоженную, где обожение представляет собой добровольное повиновение Богу, без всяких раздумий, сомнений или соображений выгоды. Такое повиновение является, в сущности, инстинктом. Вот почему обоженная тварь представлена в герметической традиции, в видении Иезекииля, в Апокалипсисе Св. Иоанна и в христианской иконографии четырьмя священными животными, синтез которых — сфинкс является Божественной инстинктивностью или Царством Божиим внутри подсознания и через него. Ибо Бог царствует — т. е. Его почитают, Ему повинуются и Его любят — не только посредством четких теологических и философских формулировок или посредством идущих от души молитв, медитаций и религиозных обрядов, но и в целом через "алкание и жажду правды" (Мф. 5:6), истины и красоты, а также через всякое проявление щедрости и всякое выражение почитания, восхищения и поклонения... Да, мир преисполнен скрытой религии, и ни в коей мере не ошибаются богодухновенные святые и поэты, говоря, что птицы "славят Господа" своим пением. Ибо это сама их крошечная жизнь воспевает "великую жизнь" и в бесчисленном разнообразии разносит по свету одну и ту же старую, как мир, и юную, как утренняя заря, весть: "Жизнь живет и трепещет во мне". Сколь же великое благоговение к источнику жизни выражено этими малыми ее ручейками: поющими птицами!
Religio naturalis, естественная религия, безусловно существует и заполняет собою мир. Ее воды проистекают от престола Господня, ибо — наполняя все живые существа, большие и малые, огромной надеждой и верой, лежащей в основе их жизненного порыва — они не могут проистекать ниоткуда более, кроме как от Самого Бога. Водопады надежды и веры, порождаемые тем великим "да", которое возглашают все живые существа самим фактом своего существования и тем, что они предпочитают жизнь смерти, эти водопады не могут нести в себе ничего иного, кроме достоверного свидетельства основополагающего Присутствия Бога, т. е. смысла и цели всякой жизни.
Волны этого свидетельства достигают подсознательной природы живых существ и преобразуются в ней в безграничную убежденность, лежащую в основе жизненного порыва. "Изначальное откровение", о котором говорит теология и благодаря которому возникла естественная религия, — это пронизывающая как мир в целом, так и каждое живое существо в отдельности (главным образом как подсознательная убежденность) надежда и вера в то, что жизнь берет начало из священного источника, что течение ее направлено к высочайшей цели и что она есть "дар, благословение и призвание".
Таинство естественной религии, которое в то же время является таинством жизненного порыва, с замечательной силой нашло выражение в Апокалипсисе Св. Иоанна:
"Перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, который был, есть и грядет!" (Откр. 4: 6-8).