Медленный солнечный ветер
Шрифт:
Димитрию переодели. Все тот же злосчастный черный комбинезон, но уже наконец ее размера. Димитрии даже казалось, что он — ее вторая кожа. Эластичная ткань вплотную облегала тело, одновременно позволяя коже дышать.
Димитрию подстригли. Незнакомый мужчина с каменным лицом обрезал длинную косу Димитрии, и мертвые волосы, словно оборванный канат, повалились на гладкий глянцевый пол. Такой же гладкий и такой же глянцевый, как и все, что окружало Димитрию.
Прическа вышла довольно забавной. В последний
Ее лицо в зеркале тоже изменилось. В Городе не имели привычку экономить воду, поэтому Димитрии позволили принять ванну, и теперь она была уже не такая чумазая как прежде.
— А была просто замарашкой, — с воодушевлением констатировал медбрат Томо, но вовремя спохватился. Димитрия же поняла, что он снова хотел сделать ей комплимент, поэтому вежливо улыбнулась.
Зеркало говорило ей о том, что она выросла. Даже с тех пор, как она покинула свою квартирку на Дражской улице. И в ее взгляде появилась какая-то сосредоточенность. Глаза по-прежнему оставались мутными, но теперь в них что-то теплилось. Жизнь?
— А была просто замарашкой, — с каким-то запоздалым эхом повторила Димитрия, уже без всякого интереса продолжая разглядывать себя в зеркале. Она бы назвала себя хорошенькой (да любая уродина назвала бы себя хорошенькой, если бы побывала в душистой пенной ванне), но сейчас это ничего не меняло. И уж тем более не помогало ей вернуть Весну.
— Хотите, я дам вам совет? — Томо положил свои широкие волосатые ладони девушке на плечи и посмотрел на нее через зеркало.
Димитрия молчала. Наверное, в ее случае это означало не что иное как согласие.
— Не все то солнце, что блестит. Не обольщайтесь, когда все пойдет как по маслу. В любой момент все может повернуться на сто восемьдесят градусов, и вам придется довериться людям, которым вы прежде не могли довериться.
— И в чем совет?
— Приходил Дарко. Он хотел вас поддержать. — Медбрат Томо, казалось, оглох и не слышал последнего вопроса Димитрии. — Мы уже хотели было проводить его к вам, но он передумал в самый последний момент. Может, хоть вы объясните мне, что с ним происходит.
— Происходит?
— Да, он сам на себя не похож. Он не стал лучше или хуже, он просто — другой.
— Я не знаю, — равнодушным тоном произнесла Димитрия. Она лгала.
Есть люди, которые лгут, потому что они лгут. Потому что они вруны по самой своей природе. Потому что ложь заложена у них в генах. Потому что ложь — это все, что у них есть.
Есть люди, которые лгут, чтобы добавить себе пару очков в собственных глазах. Чтобы понять, что они — пусть не самое совершенное существо на этом свете, но хотя бы круче, чем все окружающие вместе взятые.
Есть люди, которые лгут. Просто.
Есть люди, которые не лгут. Но таких людей просто нет.
Димитрия же была из тех людей, которые верят в то, что они говорят. Путь они врут на голубом глазу и глубоко внутри сомневаются в правдивости своих слов, но ложь — это то, что в их понимании правда. Димитрия верила в свою слабую призрачную ложь. Верила, что не хочет больше ничего знать об этом человеке, который каким-то неведомым образом вдруг слепил из нее другого человека.
Когда она жила в Сараево, она задыхалась на дорогах пустого города. Не потому что кислорода не хватало — нет. Она задыхалась от одиночества.
Он пришел и стал ее воздухом.
— В любом случае. — Медбрат Томо тяжело вздохнул. Улыбка исчезла с его лица. — Что бы ни произошло, завтра нас ждет новый рассвет. Любой результат — это все же результат. Так меня учил мой старый наставник. Хотите совет? — спросил он во второй раз, будто не произносил этой фразы минуту назад.
Димитрия кивнула.
— Просто верьте людям.
Впервые за последние годы Дарко спал как убитый. Его сознание отключилось, позволив ему блуждать по закоулкам памяти. По самым счастливым воспоминаниям, в один миг обернувшимся его кошмаром.
Если бы отец так не давил на него, Дарко может и сделал бы так, как было в то время разумнее. Он бы пошел во флот (он всегда любил корабли и море), он бы нашел себе жену. Девушку скромную, которая бы тоже любила его.
Говорят, нельзя любить человека больше, чем он любит тебя. Дарко же отдавал в своей любви всего себя. Он чувствовал потребность в Эве, хотя она и не чувствовала такую же потребность в нем. Он был ее привычкой. Эва никогда по-настоящему не любила его.
Он это знал.
Вот в чем была загвоздка.
Дарко воплотил мечты Эвы о благородном рыцаре, готовом носить свою даму сердца на руках. Они оба лгали друг другу. Он лгал — потому что верил в свою ложь. Эва же лгала, потому что привыкла жить во лжи, в своем воздушном замке, сотканном из фантазий и романов.
Но глупо было отрицать — все это было неправильно.
От резкого порыва ночного северного ветра — сухого и безжизненного, как и все вокруг, — Дарко проснулся. Он прижал ладони к лицу, не в силах больше терпеть этот кошмар, и свесил ноги с уступа скалы, на которой заснул.
Над ним простиралось великолепное сияние. Изумрудное, как глаза женщины, которой он посвятил всю свою жизнь. Он смотрел на это сияние и видел в нем Эву. Она говорила ему, что все хорошо. Так она всегда ему говорила.