Медный гамбит
Шрифт:
Там, где дела касаются человека-мужчины или темпларов, мнение юного Руари надо слушать последним. Она мягко коснулась своими скрюченными пальцами лица Каши, поднимая голову девушки.
— Ты не сделала никакой ошибки. Пока. Пускай незнакомец сам скажет за себя.
Акашия встала и сделала шаг назад.
— Темплар из Урика, встань передо мной! — Она решительно и твердо ударила по земле своим посохом, но пока не воззвала к стражу Квирайта для заклинания и не освободила энергию мыслеходца.
— Мое имя Павек, — сказал он, делая первый шаг по своему собственному желанию. — Я был темпларом, регулятором, но сейчас уже нет. И я больше не житель Урика. Я просто Павек, если у вас здесь нет другого Павека; иначе вы можете называть меня как вам захочется. Я — мертвый человек, с того мгновения, когда я увидел, как раб делает черный яд из золотого вина и вашего желтого порошка. Вам нечего бояться меня, Телами, друид Квирайта…
— На твои вонючие колени, темплар.
Руари взмахнул своей палкой, целясь в голову чужака, но даже при всей силе и скорости юности он не был ни достаточно быстр, ни достачно силен, чтобы закончить удар. На этот раз Телами призвала стража, и с его помощью сделала три шага, отделявших ее от полуэльфа, за один удар сердца. Ее посох, вырезанный из живой ветви самого старого дерева в роще, принял на себя ярость Руари. Его тело затряслось, когда отдача от удара прошла через его руки, а загорелая, цвета меди кожа стала мертво-бледной.
— Достаточно, — приказала она, скорее через Путь, чем словами. — Достаточно. Расплата была сделана тогда, когда Бегуны Луны оставили тебя здесь. Дети почитают родителей, и страдают, когда родители их не любят; но ты больше не ребенок.
— Он темплар, — продолжал настаивать Руари, его голос почти не отличался от шепота. — Я знаю на что похож этот народ.
— Точно так же, как эльфы и люди знают, на кого похож ты? — с состраданием ответила она, и это сострадание стерло ярость с его лица.
Плечи Руари обвисли, подбородок уткнулся в грудь, он отступил назад, едва не упав. — Прошу прощения, Бабушка. — Он наклонил голову, но так, чтобы не встретиться с ней глазами, потом извинился еще раз и отступил в самый дальний конец площади.
Она знала, что ей придется сделать, если Руари не сумеет справиться со своим гневом и не перестанет быть частью общины; она надеялась, что этого не произойдет. Потом она отбросила все свои надежды в сторону и внимательно посмотрела на Просто-Павека через свою вуаль. — Расскажи мне побольше. Расскажи мне о рабе.
Павек мигнул, его губы напряглись, но потом он ответил, — Раб-халфлинг, —
— Раб-халфлинг? — недоверчиво прервала она его. — Только полный дурак может взять в рабы халфлинга. Их ум иссякает в неволе. Только дурак может сказать, что он видел, как раб-халфлинг делал яд.
— Я видел то, что я видел: раб-халфлинг производил Лаг. У него были черные щеки, с татуировкой. Любой Урикит сразу узнал бы по этой татуировке, что он принадлежит Дому…
Тряхнув своим посохом и выбросив энергию Пути, она заставила темплара замолчать, пригвоздила его к месту. Гнев вырвал из глубин памяти его воспоминания и вывел их на поверхность, теперь она могла разобраться в них и проверить правдивость слов темплара. Очень быстро она узнала то, что хотела узнать. Зар-нека было словом из языка халфлингов, оставшимся с той эпохи, когда они и люди управляли зеленым, еще мокрым Атхасом. Когда Атхас высох, халфлинги высохли и все позабыли. Но и слово Лаг было словом халфлингов. Что бы там халфлинг не делал, он не был рабом, и было совершенно ясно, что он каким-то образом восстановил знание халфлингов, и не только о зарнеке и Лаге. Все остальное — имя его формального владельца, степень вовлечения Короля-Льва во весь этот ужас — пока должно оставаться в темных глубинах рассудка темплара.
Там знание будет в безопасности. Темплары делают то, что не могут сделать халфлинги: они скрывают правду своей жизни даже от самих себя. Только так они в состоянии выжить.
Но Просто-Павек был несовершенный темплар. За его голову была назначена очень высокая цена, а озабоченный взгляд на его лице ясно говорил, что теперь все его мысли и все его мускулы снова его собственные. Пожалуй его ленивая уверенность в себе тоже идет из того же источника.
— Я пришел поторговаться с тобой, друид. Знание за защиту. Пока я носил желтое, я мог свободно гулять по королевским архивам. Я прочитал множество свитков по теории и практике магии, которые никто не видел в течении многих поколений. Я сохранил их в своей памяти. Тамошние ученые издевались надо мной, потому что из-за моего маленького ранга я никогда не мог даже надеяться использовать выученные заклинания. Но я все равно выучил их, и я могу поделиться ими с тобой, за мою цену. — Он бросил взгляд на деревья и ее посох. — Я уверен, что у тебя досточно высокий ранг, и ты сможешь использовать их.
Она дала предложению повисеть между ними. Было мало сомнений, что большинство этих давно-скрытых свитков написала она сама, очень давно. Когда-то и она была гордым ученым, и много заплатила за свою гордость. Драгоценное знание Павека не искушало ее. Он переиграл сам себя, и это идеально подходило для ее целей. Он будет передавать свое знание старых заклинаний, а она тем временем решит, что ей делать с этой появившейся на свет после тысячелетнего забвения алхимией халфлингов.
— И какую цену ты просишь за свои заклинания?
— Место, где можно спать, еду, которую можно есть, и воду, которую можно пить.
— И как долго? — спросила она тем же самым тоном, какой она использовала, когда говорила с Руари. — А что ты хочешь на самом деле? Ведь ты хочешь произносить заклинания, держать их на ладонях твоих рук, ведь ты не просто так собирал и запоминал их, не правда ли?
Это было совершенно логичное предположение: почему еще этот мужчина — весь в шрамах, оборванный, с горящими глазами — мог хранить бесполезное знание в своей памати. Она усмехнулась под своей вуалью. Ну что ж, она будет учить его, как когда-то пыталась учить Йохана, если он ответит правду. Она использует его для своих целей и неважно, что он ответит.
Павек отдал бы все золото, если бы оно у него было, только бы увидеть выражение лица под маской. Но у него не было золота. И вообще не было ничего, кроме правды. Подумав, он рискнул и сказал правду, чистую правду.
— Да, — ответил он достаточно громко, чтобы услышали все, даже Руари на другом конце площади. — Да. Дай мне заклинания в руки. Сделай меня друидом.
Волна нервного смеха прокатилась среди жителей Квирайта, напомнив ему улыбку на лице Оелуса, когда он захотел примерно то же самое. Но он удержал себя в руках, сжав кулаки, проигнорировал насмешки и только впился взглядом в старуху без лица, стоявшую перед ним, которая склонила голову как безглазая птица и только прищелкнула своим невидимым языком по зубам.
— Ты думаешь, это так просто сделать, Просто-Павек? Быть может ты помнишь маленькое заклинание, которое превратит тебя из паразита в друида? Наклонись и прошепчи мне его.
Он остался стоять, как стоял. Не было такого заклинания. Похоже, он рискнул всем и промазал. Опять. Почему он все время мечтает о магии, а ведь вся его жизнь, самые малейшие события убеждают только в одном: это не дано ему, оно ускользает у него из рук, хватит мечтать. — Свитки говорят только то, что должен быть преподаватель и студент, который хочет научиться. Я хочу.