Медовый месяц: Рассказы
Шрифт:
— Тогда проводите меня в гостиную.
Служанка с любопытством разглядывала чемоданчик, который принес с собой доктор Малькольм. Ей хотелось, чтоб он оставил его в холле… хоть посмотреть… понюхать… Что там? Однако доктор взял его с собой.
Старушка сидела в гостиной, на коленях у нее лежал моток ниток… но голова откинута назад, рот приоткрыт — она спала, довольно громко похрапывая. Приход доктора разбудил ее, и она поправила чепчик.
— Ах, доктор… Вот уж удивили. Мне снилось, что Генри купил Анне пять маленьких канареек. Садитесь, пожалуйста.
— Нет, спасибо. Я специально пришел в это время, чтобы застать
Старуха кивнула.
— Вы умеете открывать чемоданы?
— Мой муж был большой любитель путешествовать, и один раз мне пришлось целую ночь провести в поезде.
— Тогда, пожалуйста, откройте его.
Она встала перед чемоданом на колени. Руки не слушались ее.
— Там нет ничего страшного?
— По крайней мере, не укусит.
Замок щелкнул, и чемодан раскрылся, будто зевнул беззубым ртом. На дне лежало зеленое кашемировое платье с узким кружевом на воротничке и рукавах.
— Подумать только! — произнесла она едва слышно. — Можно его взять, доктор?
Старуха не выказала ни изумления, ни даже радости, и доктор почувствовал себя разочарованным.
— Это платье Элен, — наклонясь к старухе, сказал он несколько громче обычного. — Воскресный туалет юной щеголихи.
— Потише, доктор, пожалуйста, я не глухая, — проговорила она. — Вроде точь-в-точь такое же. Недаром я утром еще сказала Анне, что оно обязательно найдется. — Она встряхнула слегка помявшееся платье и оглядела его со всех сторон. — Так всегда бывает, только надо дать вещам время…
Я давно это заметила. Счастье-то какое!
— Вы знакомы с Линдсеем, почтальоном? Язва желудка. Они вызвали меня к себе сегодня утром, и вдруг Лина приносит это платье. Будто бы Элен подарила ей его по дороге в школу. Она говорит, что Элен достала его со дна сумки и оно было завернуло в школьный фартук. К тому же она слышала, как Элен заявила, будто мама велела его кому-нибудь отдать, потому что оно ей не годится. Я увидел дыру и сразу вспомнил о вчерашней «задачке», как выразилась миссис Карсфилд. И меня осенило. Я взял у них платье, прикупил у Клэйтона немного материала и заставил Берту, вы ведь знаете мою сестру, подновить его, пока я обедал. Я догадывался о том, что ждет сегодня Элен… Вот и подумал, вдруг вы сумеете ее перехватить до прихода Генри.
— Доктор, вы все продумали! — воскликнула старуха. — Я скажу, что нашла его в моих вещах.
— Теперь все зависит от вас.
— Элен к утру все равно забыла бы о порке, к тому же я обещала ей новую куклу… — Бабушка словно извинялась перед доктором, который, не выдержав, с силой захлопнул чемодан.
«Что толку было говорить со старухой, — подумал он. — Что она поняла? Зато теперь она может не покупать Элен куклу».
Яд
перевод Л. Володарской
Почтальон запаздывал. Когда мы вернулись, писем еще не было.
— Pas encore [5] , Madame, — пропела Аннет и убежала в кухню.
Мы вошли со свертками в столовую, где нас уже ждал ланч. Как всегда, вид стола, накрытого на двоих и совершенного в своей завершенности, ибо за ним не было места третьему, привел меня в состояние нервного возбуждения, словно, пролетев над белой скатертью, сверкающей бокалами и округлой вазой с фрезиями, в меня ударила серебряная молния.
5
Еще нет (фр.).
— Черт бы побрал этого старика! Ну что могло с ним случиться? — воскликнула Беатрис. — Милый, положи это куда-нибудь.
— Куда?..
Повернувшись ко мне, она изогнула губы в чарующей улыбке.
— Куда-нибудь… Не знаю.
Зато я отлично знал, что не в моей власти угодить ей, поэтому предпочел бы простоять месяцы и годы, не выпуская из рук бутылку ликера и конфеты, нежели рискнуть и нанести даже едва ощутимый удар по ее совершенному чувству порядка.
— Ну, ладно. Давай мне. — Она положила на стол свертки, свои длинные перчатки, поставила корзинку с фигами. — Стол, накрытый для ланча… Рассказ… Не помню, чей. Кто его написал?.. — Она взяла меня под руку. — Пойдем лучше на террасу. — Я заметил, что она вся дрожит. — Са sent, — произнесла она едва слышно, — de la cuisine… [6]
6
Пахнет… из кухни (фр.).
Мы уже два месяца жили на юге, но я только недавно заметил, что она каждый раз переходит на французский, стоит ей заговорить о погоде, о еде или о нашей любви.
Мы присели на перила под навесом, и Беатрис, изогнувшись, стала глядеть вниз на белую дорогу между двумя рядами кактусов. Прелесть ее ушка, всего-навсего одного ушка, его красота была столь ошеломительна, что оторваться от его созерцания я смог лишь для того, чтобы посмотреть вниз на необъятное сверкающее море и пролепетать неслышно:
— Ах, какое ушко… Самое-самое…
Она была в белом платье, которое украшали лишь нитка жемчуга и букетик ландышей, приколотый к поясу. На среднем пальце левой руки поблескивало кольцо с жемчужиной. Обручального кольца она не носила.
— Зачем, mon ami? Зачем нам притворяться? Кого это интересует?
Конечно же, я соглашался с нею, хотя отдал бы душу, чтобы стоять с ней в большом, непременно большом и модном соборе, и чтобы там собралось много народу, и было много старых священников, и слышен был голос Бога, ходящего в раю, и мы соединили бы руки, и пахло бы духами, а потом — красный ковер и конфетти, и свадебный пирог, и шампанское, и белая атласная туфелька… если бы мне удалось надеть ей на палец обручальное кольцо.
Дело не в том, что я в восторге от подобных представлений, просто я знал, что только таким способом смогу положить конец свободе, естественно, ее свободе.
Боже мой! Какой ужасной пыткой было мое счастье! Каким невыносимым мучением! Я смотрел на дом, на окна нашей комнаты, укрытые зеленой соломкой, и думал о том, как она приходила ко мне в зеленом сумраке, улыбаясь своей неповторимой — слабой и всемогущей — улыбкой, предназначенной одному только мне. Теперь она обняла меня за шею и принялась ласково гладить по голове, внушая мне страх.