Медовый месяц с ложкой дёгтя
Шрифт:
Сознание возвращалось к ней медленно, какими-то яркими всполохами. Она попыталась открыть глаза, но это удалось ей не сразу. Темные душные волны качали ее и пытались удушить, Маруся никак не могла выйти из темной липкой трясины.
Наконец Маруся открыла один глаз и не сразу поняла, что находится в полутемном помещении без окон, скорее всего в каком-то подвале. Под потолком горела вполнакала слабенькая электрическая лампочка.
«Господи, где я? Что со мной? Что происходит?» Она сглотнула и попыталась пошевелиться, но у нее ничего не получилось. Маруся напряглась, и снова ничего. От ощущения полной беспомощности ей стало страшно. Она задергалась и сквозь слёзы поняла, что ее руки, как два белые тонкие струны, вытянуты вверх и прикручены к штырю в холодной серой стене. Точно так же и ноги были прикручены к штырю в полу.
— Не может быть, как в худшем фильме ужасов, — прошептала Маруся.
— Очнулась? — раздался знакомый женский голос.
Маруся тут же повернула голову
— Лиля? — удивилась Маруся. — Ты откуда? Где я? Вот уж кого не ожидала увидеть, так это тебя.
— Ты в доме моей матери, Клары Сергеевны, — безжизненным тоном ответила Лиля. — И ты зря сюда пришла, очень зря!
— Клара Сергеевна твоя мать? Она тоже говорила, что я зря сюда явилась, и я теперь это вижу, — прошептала Маруся с трудом.
— Да, так уж получилось, родителей не выбирают, — улыбка тронула тонкие губы Лили.
— Значит, она не солгала, — вспомнила разговор Маруся, — когда сказала, что приезжала в издательство к дочери. Она приезжала к тебе. А кто меня связал? Зачем?
— Ты на самом деле ничего не поняла? — спросила Лиля.
— А что я должна была понять? Я что-то плохо соображаю в последнее время, особенно после наркотиков, которыми меня напичкала твоя матушка.
— Тебе не уйти отсюда живой, — вынесла приговор Лиля.
— Не пугай меня, я ничего не понимаю. Ты же нормальный человек?
— Нормальный.
— Так помоги мне! Развяжи меня! — с отчаянием в голосе попросила Маруся.
Лиля молча поднялась из своего угла и направилась к ней. При каждом ее шаге слышалось какое-то металлическое позвякивание. Маруся пригляделась и увидела, что щиколотка Лили была закована в металлическую цепь. Комментарии были излишни. Лиля остановилась. Подойти ближе к Марусе и чем-то помочь ей она была не в состоянии, ее удерживала мощная цепь.
— Господи! Ты же говорила, что она твоя мать! — воскликнула Маруся.
— А я этого и не отрицаю, — снова вернулась в свои угол Лиля и села на пол, обняв колени.
— И что происходит? Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить? — спросила Маруся.
— Ну слушай, если хочешь. У нас есть время, я расскажу. Жили мы большой и дружной семьей. Отец, мама и я с младшим братом Лешенькой. Жили шикарно, а почему? Все благодаря папуле. Он был крупной партийной шишкой и спокойно под этим прикрытием занимался весьма неблаговидными делами, сейчас это считают бизнесом, а тогда называлось махинациями. Начинал мой отец судмедэкспертом, и сразу же стал зарабатывать деньги, подделывая заключения и спасая убийц от светивших им больших сроков. За это ему платили огромные деньги, люди продавали все, что только имели, чтобы спасти близкого человека от тюрьмы. Отец скупал золото, бриллианты, потому что боялся оставлять крупные суммы на счету в сберкассе, чтобы не засветиться. Кроме того, он же был близок к государственным структурам и знал, что со счетов может все пропасть! И уже в начале девяностых он вложился в кладбищенский бизнес, скупил все кладбища и организовал акционерное общество закрытого типа. То есть это было потом уже… Сначала был кооператив. Я тогда ходила в школу, еще класс в четвертый, а братишка был в первом. В друзьях у отца были одни бандиты, криминальные авторитеты. Он как занимался разбоем, так и продолжил, только в ещё более крупных масштабах. Там были и убийства, и огромные деньги за похороны братков. Он хранил наркотики, занимался «подселением» убитых в могилы, отмыванием денег, кражей золота. Огромные золотые кресты на шеях отцовских «быков» весили по килограмму. Я даже до конца не знаю, до какой степени тогда развернулся мой отец в своем криминальном бизнесе. Он был человеком с весьма тяжелым характером, злым, агрессивным и деспотичным. И конечно, вся его агрессия в первую очередь отражалась на нас — его семье. Он постоянно издевался над матерью и воспитывал нас, и это было страшно. Я росла нервной девочкой и вскоре стала многое замечать в поведении родителей. Я страдала бессонницей и слышала, как отец избивает мать, и это для детского сердца и для психики было невыносимо. Мама ходила в синяках и ссадинах, еле передвигалась по кухне и морщилась, когда мы, дети, набрасывались на нее с объятиями и поцелуями, чтобы пожелать доброго утра. Я все это видела и очень страдала по-своему, по-детски. А вот Леша был еще очень маленький и, конечно, еще ничего не понимал. А когда мы слегка подросли, отец стал издеваться и над нами. Я думаю сейчас уже, что он никогда не любил маму и нас, как рожденных ею. Он всегда без стеснения изменял ей, приводил девиц даже в наш дом, закрывался с ними в своей комнате до утра. Мама была даже рада, потому что хотя бы ей не доставались оплеухи в такой день. А когда мы, то есть в основном я, стали заступаться за маму, чтобы он в очередной раз не превращал ее в мясо, папаша просто зверел. Именно в этой комнате он нас и воспитывал, приковывая здесь на час-два, а то и дольше… Иногда стегал розгами или ремнем… — Лиля облизнула пересохшие губы и осмотрелась по сторонам. — Именно здесь он и забил моего братика насмерть.
— О ужас! Кошмар! — вздрогнула похолодевшая от страха Маруся.
— Именно так все и было. Убил, потом выпил бутылку водки и пошел спать. Мама тогда взяла топор и… — голос Лили снова задрожал.
— Пресвятые
— Убила… — выдохнула Лиля.
— И что? Клару Сергеевну арестовали?
— Нет… Я плохо помню. Плакала все время. Лешу жалко было. Столько крови… — потерла переносицу Лиля и тряхнула головой, словно отбрасывая жуткие воспоминания. — Бандюганы в дом налетели, просто заполонили все тут… Папаша же вроде как для них свой был. Я тогда за маму испугалась, была уверена, что ее тоже убьют, но… Знаешь, бандиты тоже обалдели, когда увидели маленькое окровавленное тельце Леши и поддержали мою маму. Они сами похоронили Лешу и сделали так, что маму не привлекли к уголовной ответственности. Как-то удалось доказать, что отец погиб, попав под лопасти работающего катера, потому что напился на рыбалке. Несчастный случай… Все обставили так, что не подкопаешься, — вздохнула Лиля.
— Ужасная история… Но я не могу винить твою мать, — сказала Маруся, все еще не понимая, почему она стоит, прикованная к стене.
— Я ее тоже не винила… — согласилась Лиля. — Я бы сама поступила так же. Но весь доходный похоронный бизнес перешел к матери. Она крепко подружилась с бандитами. Это одна шайка-лейка. Мать даже вышла замуж за одного из криминальных авторитетов, но счастье их было недолгим, тот погиб в какой-то разборке года через три… Мать стала другой. И я не знаю, когда это случилось… Издевательства мужа, смерть ребенка, убийство…
— Немудрено тронуться, — подала голос Маруся.
Лиля вздрогнула от ее слов, словно только сейчас увидела Марусю.
— Тронуться? Да… Именно это слово подходит для Клары Сергеевны, — назвала она свою мать по имени-отчеству, словно ей было тяжело признать, что ее мама сошла с ума. — Она действительно тронулась, а не стала другой… Ты права, как всегда права… Целыми днями покойники, покойники, рыдающие родственники, падающие без чувств. Легко ли ей было? Но мама вполне справлялась с таким бизнесом. Ей некуда было деваться. Она понимала, что если сойдет с этой тропы, то только в могилу или в тюрьму за убийство моего отца. И со временем она стала самой жесткой и бескомпромиссной в этой среде… Ходили слухи, что, если надо, Клара Сергеевна сама вспорет живот любой беременной женщине и на ее глазах нашинкует плод, словно капусту. И не смотри на меня так… Я всю эту жестокость в полной мере ощутила на собственной шкуре. Я же оказалась единственной ее родственницей, ее единственной уцелевшей дочкой, и она словно помешалась на любви ко мне. Я все время должна была быть рядом, делать только то, что она скажет и что хочет. Ей все время казалось, что и со мной может что-то случиться, и тогда она окончательно потеряет рассудок. Мне нельзя было ни с кем общаться, матери везде мерещились враги и похитители. Я не ходила в школу, в начальных классах мать занималась со мной сама, потом стали приходить на дом репетиторы, прошедшие жесточайший отбор. Все уроки проходили в присутствии мамы, я не общалась со сверстниками. А стоило какой-нибудь учительнице понравиться мне, так она тут же ревниво замещалась другой, такой, что устроила бы мою мать — жесткую и злую. Общаться я могла только с матерью, выезжать и выходить куда бы то ни было — только с ней.
— Какой кошмар…
— Это стало невыносимо. Я выросла, с этим нельзя смириться и к этому нельзя привыкнуть… Мне категорически было отказано в личной жизни. Никаких мужчин мама не могла допустить до моего тела, до моей души, потому что они все мерзавцы, сволочи и убийцы, и они обязательно сделают больно ее девочке. Может быть, она считала так, потому что слишком тяжелой оказалась личная жизнь у нее самой? Поэтому мужчины были вычеркнуты из моей жизни. Один раз у меня случился роман с охранником. Ничего серьезного… Взгляды, прикосновения, улыбки и один настоящий поцелуй. Мать узнала, не знаю как… но больше я его не видела. Что с ним сделали и жив ли он, я не знаю… Компенсировалось мое затворничество огромным материальным достатком. Я просто купалась в деньгах. Никогда не знала, что такое голод, нужда, что такое «мы не можем себе это позволить». Мне покупалось и доставлялось домой сразу все, что только могло прийти в голову. Хочу собаку? Да! Хочу лошадь? Да! Золотое кольцо с брильянтом? Да! Шуба из белой норки, как у Снегурочки? Пожалуйста! И унитаз золотой. И деликатесы каждый день до отвала, до тошноты… до рвоты, — горько произнесла Лиля. — Мама оберегала меня от всего, словно взяла в железные тиски. Дома — всё, вне дома — ничего. И выхода не было. То есть я нашла своеобразный выход, когда стало совсем плохо… Я повесилась на дорогом ремне «Гуччи», на шикарной люстре в комнате матери! Меня откачали, и мама разрешила мне выйти в мир, испугавшись потерять меня навсегда. Вот я и вышла… я даже устроилась в издательство, — скривила губы в усмешке Лиля. — Первым моим парнем стал Никита Рыжов, считай — первый, кого я увидела. Я сразу же забеременела.
— И он тебя бросил? — охнула Маруся.
— Нет, я сама ушла. Не мой он оказался человек, да и как меня можно было винить? Ведь раньше я никогда не общалась с мужчинами. Никита был такой разгильдяй, но он любил дочку и всячески помогал мне, он не отказывался ни от меня, ни от дочери, — пояснила Лиля.
— Фотография! Я видела, она у тебя рыженькая! Как же я не догадалась… И потом тебя соблазнил Олег? — спросила Маруся, понимая, что это как раз очень предсказуемо, раз известный обольститель и бабник встретился с совершенно неопытной девушкой.