Медовый месяц в улье
Шрифт:
– Какая прелесть, – сказала Гарриет, проходя сквозь нежилую спальню с голым остовом кровати. Скатанные в рулон одеяла источали сильный нафталиновый запах.
– Не без того, м’леди, – согласилась миссис Раддл. – Иным гостям нравятся эти штуки, в старинном стиле, как они говорят. Полог в порядке, если вам надо, в отличном состоянии, мы с мисс Твиттертон его аккуратно запаковали под конец лета, и поверьте мне, м’леди, если вы с вашим благоверным. вашим лордом, м’леди, захочете какой помощи по дому, мы с Бертом всегда будем рады услужить, как я мистеру Бантеру только что говорила. Да, спасибо, м’леди. А вот, – миссис Раддл открыла следующую дверь, – спальня самого мистера Ноукса, как видите, тут все в порядке, окромя его причиндалов, которые я мигом уберу.
– Похоже, что он ничего с собой не взял, – сказала Гарриет, бросив взгляд на старомодную
– Да-да, м’леди. У него в Броксфорде все припасено, сел в автобус – и готово. Он чаще и был в Броксфорде, чем где еще, за лавкой приглядывал. Но я все мигом поправлю – только перестелю и тряпкой протру. Если хотите, могу вам чайник на “Беатрисе” [51] вскипятить, м’леди, и… – судя по торжествующей интонации мисс Раддл, этот довод не раз убеждал колеблющихся дачников, – внизу по этой лесенке, берегите голову, мэм, – современные удобства, мистер Ноукс поставил, как стал сдавать на лето.
51
“Беатриса” – модель керосинки, выпускалась с начала XX века.
– Ванная? – с надеждой в голосе спросила Гарриет.
– Э… нет, м’леди, не ванная, – ответила миссис Раддл, как будто надеяться на ванную было уж слишком, – но все остальное вполне современное, сами увидите, только утром и вечером надо в судомойне воду накачать.
– А, понятно, – сказала Гарриет. – Как мило. – Она взглянула через решетку. – Интересно, чемоданы уже занесли?
– Мигом сбегаю и гляну, – сказала миссис Раддл, ловко собирая все принадлежности мистера Ноукса с туалетного столика в свой фартук и не забыв прихватить ночную рубашку. – Вы оглянуться не успеете, как вещи будут наверху.
Тем не менее багаж принес Бантер. Гарриет отметила, что он выглядит несколько уставшим, и одарила его извиняющейся улыбкой:
– Спасибо, Бантер. Боюсь, мы доставили вам очень много хлопот. Его светлость?..
– Его светлость в компании молодого человека, именуемого Бертом, расчищают место в дровяном сарае, чтобы убрать автомобиль, миледи. – Он посмотрел на Гарриет, и сердце его растаяло. – Он поет песни по-французски, что, как я заметил, указывает на приподнятое настроение. Надеюсь, миледи, сегодня вы и его светлость будете так любезны не обращать внимания на временные неудобства, а потом соседнюю комнату можно будет использовать в качестве гардеробной [52] для его светлости, чтобы вашей светлости здесь было просторнее. Позвольте мне.
52
Супружеская спальня считалась комнатой жены, и к ней почти всегда примыкала так называемая гардеробная, которая использовалась как личная комната мужа.
Бантер открыл дверцу гардероба, осмотрел висевшее в нем платье мистера Ноукса, покачал головой, снял одежду с крючков, перекинул через руку и унес. За пять минут он избавил комод от содержимого и еще за пять минут застелил листами свежей “Морнинг пост”, которые достал из кармана пиджака. Из другого кармана он извлек две новые свечи, которые вставил в подсвечники по обеим сторонам зеркала. Он унес желтое мыло мистера Ноукса, его полотенца и кувшин и вскоре вернулся с чистыми полотенцами и водой, нетронутым куском мыла в целлофане, маленьким чайником и спиртовкой. Поднося спичку к фитилю, он упомянул, что миссис Раддл поставила на керосинку десятипинтовый [53] чайник, который вскипит за полчаса, и спросил, будут ли еще какие-то пожелания в данный момент, так как, кажется, обнаружились небольшие затруднения с камином в гостиной и он хотел бы распаковать чемодан его светлости, прежде чем спускаться к камину.
53
Объемом приблизительно в пять с половиной литров.
С учетом обстоятельств Гарриет не пыталась переодеться: комната была просторная и красивая, с фахверковыми стенами, но в ней оказалось холодно. Она задумалась, не было бы Питеру, с учетом всех обстоятельств, лучше в отеле “Гигантик” где-нибудь на континенте. Оставалось надеяться, что после борьбы с дровяным сараем он сможет сесть к пылающему камину и спокойно приступить к запоздалому ужину.
Питер Уимзи тоже на это надеялся. У него ушло немало времени на то, чтобы освободить дровяной сарай, в котором было не так уж много дров, но зато содержалась уйма всякой рухляди вроде поломанных бельевых катков и тачек, останков двуколки для пони, пришедших в негодность жаровен и гальванизированного железного бака с дыркой. Но он не был уверен в погоде и не хотел оставлять миссис Мердл (девятый “даймлер” с таким именем) на ночь на улице. Вспоминая, как его леди высказалась в пользу стогов, он пел французские песни, но иногда переставал петь и задумывался: а не было бы ей все-таки лучше в отеле “Гигантик” где-нибудь на континенте?
Часы на деревенской церкви отбивали четверть одиннадцатого, когда он наконец-то заманил миссис Мердл в ее новое жилище и вернулся в дом, отряхивая паутину с рук. Как только Питер переступил порог, плотное облако дыма схватило его за горло и стало душить. Продвигаясь вперед, он добрался до кухонной двери, где с одного беглого взгляда убедился, что дом горит. Отступив в гостиную, Питер обнаружил вокруг себя лондонский смог, сквозь который смутно различил темные силуэты, возившиеся вокруг очага, подобно духам тумана. Он сказал “привет” и немедленно закашлялся. Из густых клубов дыма показалось создание, которое он, кажется, сегодня утром обещал любить и лелеять. Из ее глаз лились ручьи, она шла вслепую. Он протянул ей руку, и они оба зашлись в приступе кашля.
– Ой, Питер! – сказала Гарриет. – Кажется, дымоходы заколдованы.
Окна в гостиной были открыты, и сквозняк вынес в прихожую новый поток дыма. Вслед за ним появился Бантер, пошатывающийся, но в сознании, и распахнул переднюю и заднюю двери. Гарриет проковыляла наружу и села на крыльце на скамейку, чтобы прийти в себя на свежем воздухе. Вновь обретя способность видеть и дышать, она пошла обратно в гостиную и встретила Питера, выходившего из кухни в одной рубашке.
– Бесполезно, – сказал его светлость. – Ничего не выйдет. Дымоходы забиты. Я залезал в оба, не видно ни звездочки, а в кухонном колене, по моим ощущениям, бушелей пятнадцать [54] сажи. – Доказательства этого виднелись на его правой руке. – Не думаю, что их чистили в последние двадцать лет.
54
Немного больше половины кубометра.
– На моей памяти их не чистили, – подтвердила миссис Раддл, – а на Рождественский платежный день будет одиннадцать лет, как я живу во флигеле.
– Значит, пора их чистить, – живо сказал Питер. – Пошлите завтра за трубочистом, Бантер. Разогрейте на керосинке черепахового супа и подайте нам на кухне фуа-гра, заливных перепелов и бутылку рейнского.
– Конечно, милорд.
– И я хочу вымыться. Кажется, на кухне был чайник?
– Да, м’лорд, – гордо ответила миссис Раддл. – Да, прекрасный чайник с пылу с жару. И если я только прогрею постель на “Беатрисе” в гостиной и постелю чистые простыни…
Питер с чайником скрылся в судомойне, куда за ним проследовала его невеста.
– Питер, я уже не извиняюсь за дом моей мечты.
– Извиняйся, если смеешь, и обними меня на свой страх и риск. Я черен, как скорпион у Беллока. “И гадко, мерзко, если он залезет к вам в кровать” [55] .
– На чистые простыни. И, Питер, о Питер! Баллада не врет: постель – из гусиного пуха.
Глава III
Река Иордан
55
Лорд Питер цитирует конец стихотворения Хилэра Беллока (18701953) “Скорпион” (1896):
Как сажа, черен скорпион, Ему бы все кусать, И гадко, мерзко, если он Залезет к вам в кровать.Перевод с англ. М. Полыковского.