Медведь и Дракон
Шрифт:
– Нет, – ответил Алиев. – Их старшие офицеры предпочитают передвигаться в гусеничных машинах. Они не любят летать в вертолётах так, как американцы.
– Чем мне заняться, сэр? – спросил Бойл.
– Доставьте Тони Тернера в Читу. Там большой железнодорожный узел, которым мы будем пользоваться. У нас там будет пост.
– Оттуда наши гусеничные машины пойдут своим ходом? – Бойл посмотрел на карту.
– Да, таков наш план. Есть станции поближе, но в Чите самые лучшие возможности для разгрузки наших машин, так говорят нам русские друзья.
– Как
– Место, где совершили посадку наши самолёты, располагает крупными подземными хранилищами топлива.
– Топлива там больше, чем может вам понадобиться, – подтвердил Алиев. Бойл подумал, что это отличное обещание.
– А боеприпасы? – спросил Бойл. – У нас на С-5 запас примерно на два дня. Шесть полных боезапасов для «Апачей», считая по три вылета в день.
– У вас какой вариант «Апачей»? – спросил Алиев.
– «Дельта», полковник. На них установлен радиолокатор «Лонгбоу».
– И все это работает?
– Полковник, какой смысл доставлять их сюда, если они не работают, – недоуменно ответил Бойл. – У вас есть надёжные казармы, чтобы разместить моих людей?
– На базе, куда вы прилетели, есть надёжные квартиры для ваших лётчиков – пуленепроницаемые укрытия. Ваш обслуживающий персонал будет размещён в казармах.
Бойл кивнул. Так везде. Инженеры, которые строят жильё, считают, что пилоты более ценные люди, чем механики, обслуживающие винтокрылые машины.
В общем, это соответствует действительности, до тех пор пока машина не нуждается в ремонте. Тогда пилот так же полезен, как кавалерист без коня.
– О'кей, генерал. Я полечу с Тони в Читу и затем займусь устройством своих людей. Я с удовольствием воспользовался бы одной из спутниковых раций Чака Гарвея.
– Он снаружи. Возьми одну рацию, когда будешь выходить из штаба.
– О'кей, сэр. Тони, пошли, – сказал он начальнику штаба.
– Сэр, как только сюда прибудет наша пехота, я хочу поставить посты охраны у топливных хранилищ, – сказал Мастертон. – Их нужно строго охранять.
– Я могу дать вам солдат, – предложил Алиев.
– Отлично, – отозвался Мастертон. – Сколько кодированных раций привёз Гарвей?
– По-моему, восемь. Две уже забрали, – предупредил генерал Диггз. – Впрочем, на поезде доставят ещё. Скажи Бойлу, чтобы он послал две вертушки для нас.
– Будет исполнено, сэр. – Мастертон побежал к двери.
У всех министров были свои кабинеты, и, как в каждом таком кабинете во всем мире, вечером производилась их уборка, в данном случае каждый вечер, примерно в десять часов. Уборщики подбирали всякий мусор, начиная от обёрток конфет и пустых сигаретных пачек до разных бумаг. Последние попадали в специальные мешки и потом сжигались. Люди, занимающиеся уборкой, не были особенно умными, но им приходилось подвергнуться особой проверке и затем выслушивать лекции о безопасности, в которых особое внимание обращалось на наказание в случае нарушения правил. Им не разрешалось обсуждать свою работу ни с кем, даже с членами семьи, и тем более не говорить о том, что они видели в мусорных корзинах.
По сути дела, они не думали о своей работе – мысли или идеи членов Политбюро интересовали их меньше, чем прогноз погоды. Они даже редко видели министров, чьи кабинеты они убирали, и ни один из них ни разу не разговаривал с ними. Они старались казаться невидимыми в тех редких случаях, когда видели этих божественных людей, правивших их страной. Может быть, делали покорный поклон, на который им не отвечали, потому что они были просто мебелью, чернорабочими, исполнявшими работу крестьян, поскольку, подобно крестьянам, они больше ни на что не годились.
Крестьяне знали, что такое компьютеры, но эти машины были не для подобных им людишек, и уборщики понимали это.
Так что, когда один из компьютеров заработал, когда уборщик находился в кабинете, он не обратил на это никакого внимания. Правда, ему показалось странным, что от компьютера доносилось жужжание, хотя экран оставался тёмным, но почему это происходило, было тайной для него, и ему никогда не приходило в голову осмелеть и коснуться таинственного прибора. Он никогда даже не смахивал пыль с клавиатуры – нет, он избегал прикосновения к ней.
Так что, когда он услышал жужжание, которое продолжалось несколько секунд и потом прекратилось, он не обратил на это внимания.
Мэри-Пэт Фоули открыла глаза, когда солнце осветило кабинет её мужа, и недовольно протёрла глаза. Она посмотрела на часы. Половина восьмого. Обычно она вставала задолго до этого – зато редко ложилась спать так поздно, в четыре часа ночи. Трех часов сна, наверно, хватит. Она встала и пошла в личный туалет Эда, такой же, как у неё. Как и у неё, там был душ. Она быстро воспользовалась туалетом и ограничилась тем, что плеснула в лицо холодной водой. Затем Мэри-Пэт посмотрела в зеркало и поморщилась, увидев своё отражение.
Заместитель директора Центрального разведывательного управления по оперативной работе потрясла головой, потом всем телом, чтобы заставить кровь быстрее двигаться, и надела блузку. Наконец она тронула мужа за плечо.
– Вылезай из норы, зайчик, пока тебя не поймали лисицы.
– Мы все ещё воюем? – спросил директор ЦРУ, не открывая глаз.
– Наверно. Я ещё не проверяла. – Она потянулась и сунула ноги в туфли. – Пойду проверю свою электронную почту.
– О'кей. Я позвоню вниз и закажу завтрак, – сказал ей Эд.
– Овсянка. Никаких яиц. Твой холестерин и так слишком высок, – заметила Мэри-Пэт.
– Хорошо, детка, – пробормотал он, примиряясь с неизбежным.
– Ты хороший милый зайчик. – Она поцеловала его и вышла из кабинета.
Эд Фоули зашёл в туалет, затем сел за письменный стол и поднял телефонную трубку, чтобы позвонить в кухню. – Кофе. Тосты. Омлет из трех яиц, бекон и жареную картошку. – Холестерин или нет, ему нужно заставить своё тело работать.
– Вам пришла почта, – произнёс механический голос.