Медвежатник фарта не упустит
Шрифт:
— Но у меня нет никаких забулачных денег, — пролепетал Яков Семенович. — Я тогда был в Москве. Это могут засвидетельствовать товарищ Ленин и другие. Можно послать запрос…
— Что за чушь вы городите, — поморщился налетчик. — Детский лепет какой-то. Отдавай, гад, золото.
— Боже мой, — замельтешил-заволновался Шейнкман. — Ну почему вы мне не верите? Вот вы, товарищ, — обратился он к налетчику, также одетому матросом. — Вы ведь за Советскую власть?
— Все матросы за Советскую власть, — ответил гордо налетчик и добавил: — Отдавай, сучара, забулачные миллионы.
Шейнкман всхлипнул, всплеснул руками и замолчал. Рядом, выпучив в удивлении и без того рыбьи, навыкате глаза, громко сопела верная соратница и супруга предсовнаркома Софья Альфредовна.
— А у вас есть мандат? — вдруг резким голосом спросил Олькеницкий.
— А то как же, — весело ответил матросик и протянул Гирше Шмулевичу бумагу в одну четверть листа. Сверху на листе было написано:
Удостоверение.
— Странно, — сказал Олькеницкий, возвращая мандат. — Подписано Абдеевым и Магницким. — А я вас не знаю, и никогда не видел.
— Зато вы нам хорошо известны, товарищ главный чекист, — сказал одетый приказчиком.
Обыск на даче Бочкова ничего не дал.
— Ну что же, пошли, — сказал Лось, и дачников повели назад на Морквашенскую дорогу.
Дойдя до места, где дорога с обеих сторон поросла молодым дубняком, остановились.
— Ты, дамочка, поди сюда, — промолвил Лось, обращаясь к Софье Альфредовне.
Та подошла.
— Свободна. Можешь отчаливать.
— Я никуда не пойду без моего мужа, — гордо вскинула голову верная соратница и супруга. — Отпустили меня, отпускайте и его!
— Хорошо, — легко согласился матросик. — Забирай своего хахаля и ступайте отседова на хрен.
Софья Альфредовна быстро сморгнула и, схватив мужа за рукав, потащила прочь. Шейнкман обернулся к оставшимся, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и побрел к деревне.
— А мы?! — вскричал Борис Иванович. — Его отпустили, а мы что же? И нас давайте отпускайте!
— Иди, — спокойно сказал матросик.
— Что? — не понял Бочков.
— Катись. — Лось ухмыльнулся и вперил колючий взгляд в Олькеницкого. — А вот товарищ самый главный чекист покуда останется…
— Спасибо, — пробормотал Борис Иванович, медленно пятясь назад. Затем он повернулся, прошел несколько шагов и припустил так, что не слышал даже выстрелов, которыми убивали его соратника и друга.
В ночь на 23 июня 1918 года от рук неизвестных убийц пал тов. Г. ОЛЬКЕНИЦКИЙ, член Казанскаго Комитета Российской Коммунистической партии.
Все свалили на белогвардейский заговор с целью отомстить председателю Губернской Чрезвычайной комиссии за расстрелы офицеров. К такому выводу пришла следственная комиссия под председательством товарища Якова Шейнкмана.
Гиршу Олькеницкого похоронили в саду напротив бывшего губернаторского дворца, где в 1917 году находился городской комитет партии.
Были броневики со знаменами, много цветов и длинные пламенные речи.
Гневную и чрезвычайно негодующую тираду произнес председатель Совета Народных комиссаров Яков Семенович Шейнкман.
— Предательски подлыми выстрелами из-под угла, — сказал он, — враги трудящихся стремятся расстроить стойкие ряды рабочего класса. От их рук в дачной местности близ станции Займище погиб наш друг и товарищ Гриша Олькеницкий. Белым террором контрреволюция намеревается свалить Советы народных депутатов. На дерзкий вызов врагов народа пролетариат и трудовое крестьянство ответит своим, красным террором.
Несколько слов про мускулистую руку пролетариата и возгорающийся костер неистовых классовых битв сказал и Борис Иванович Бочков.
А через день он был назначен комиссаром Казанского отделения Государственного банка.
Здание банка было не достроено. Согласно проекту, помимо левого крыла и центрального входа, зданию полагалось еще и правое крыло, возведению которого помешал Гаврила Принцип, порешивший 28 июня 1914 года наследника Австро-Венгерского престола принца Франца Фердинанда. Здание Казанского отделения Государственного банка Российской империи было двухэтажным и имело еще цокольный этаж, где и хранилось золото теперь уже бывшей империи.
— Вот видите эти железные двери? — указал пухлой ручонкой скорее на ворота, нежели на двери хранилища, Борис Иванович, когда они с Родионовым спустились в святая святых банка. — За ними и хранится золото.
— И сколько его там? — неожиданно охриплым голосом спросил Савелий Николаевич.
— Шестьсот пятьдесят семь миллионов рублей золотом, — не без гордости ответил Борис Иванович. — По нынешнему курсу, — Бочков немного подумал, верно, производя в уме математические операции, — шесть с половиной миллиардов рублей. И еще сто одиннадцать миллионов рублей кредитными билетами. Желаете взглянуть?
— Да, — просто ответил «старший инспектор».
Бочков кивнул сопровождающему их незаметному старичку, и тот, недоверчиво поглядывая на Родионова («Коли б не приказ, ни за что бы не отпер хранилище стороннему человеку, пусть даже и из самой Москвы»), стал колдовать над железной дверью. Вначале он в определенном порядке нажал на несколько кнопок с цифрами, заслонив сию операцию своей согбенной спиной, так что Савелию запомнить эти цифры никак не представилось возможным.
— У нас самой новейшей системы цифровой кодовый замок, — не без гордости заметил Бочков, бросив косой взгляд на Родионова. — Набор цифр знаем лишь я да вот — Густав Густавович, — кивнул головой Борис Иванович в сторону старика.